— В моем распоряжении сразу же в избытке появились две необходимые составляющие творчества — время и вдохновение. Понимаешь, когда художник находит свою Беатриче... — Малоун бросил взгляд на портрет, стоящий на подрамнике.
— Так когда же мы с тобой попьем пивка?
— Извини. — Малоун встал. — Я сейчас вернусь.
Минут десять Джебу пришлось провести в одиночестве. До него доносились обрывки разговора Малоуна и Сиены, но слов он не различал.
Наконец появился Малоун с пивом.
— А где же Сиена? — спросил Джеб.
— Ей немного нездоровится.
— Жаль. Очень хотелось пообщаться.
— Она передает тебе большой привет.
— Передай ей и от меня.
Они просидели часа полтора, разговаривая о том, о сем. Джеб рассказал, как ЦРУ и французской спецслужбе удалось представить происшествие в усадьбе Белласара. Взрывы и последующий карантин были объяснены аварией в одной из лабораторий, в результате чего произошла утечка промышленных отравляющих веществ. В прессу так ничего и не просочилось.
Они не обсуждали только одно — то, что происходило в течение трех недель, когда Малоун боролся за жизнь Сиены.
Русские специалисты дали соответствующие объяснения, но все равно было решено на всякий случай принять меры предосторожности. На территории работала команда в специальных бактерицидных скафандрах, которая забрала убитых и раненых. Затем была устроена километровая карантинная зона.
Монастырь превратили в импровизированный госпиталь, где Малоун ухаживал за Сиеной, получая по телефону указания от врачей.
Одна из последних тяжелых эпидемий оспы была ликвидирована в 1977 году, поэтому большинство врачей на практике не были знакомы с течением болезни. Малоун давал по телефону подробные отчеты. Это тем более было необходимо, поскольку в данном случае имела место новая форма вируса, поведение которого было непредсказуемо. Именно поэтому было решено пока не переводить Сиену в больницу. Пищу и лекарства сбрасывали на парашюте. Возможно, эти меры были излишними, потому что теоретически болезнь не была заразной. Малоун служил как бы индикатором. Если бы у него обнаружились симптомы заболевания, то планировалось полное уничтожение участка с использованием термических бомб. Только таким способом можно было избавиться от вирусов.
Слава Богу, до этого дело не дошло. Малоун, разумеется, ни о чем таком не ведал, как и Джеб, который в это время выздоравливал в госпитале после ранения. Ему было известно только, что Малоун находится в Монастыре. Позднее, прочитав отчеты, Джеб понял, какие испытания выпали на долю друга. Вначале у Сиены поднялась температура — до сорока одного градуса. Затем началась рвота, диарея, и она впала в бредовое состояние. Затем все тело, особенно лицо и шея, покрылось алыми кровоточащими ранками. Врачи сказали Джебу, что на этой стадии вероятность летального исхода особенно велика. Ранки постепенно разрастались, превращаясь в волдыри, которые прорывались и засыхали, покрывая все тело струпьями. Все это сопровождалось беспрестанным нестерпимым зудом. Малоун несколько раз успевал появиться в тот момент, когда Сиена готова была расцарапать себе все лицо. В конце концов он был вынужден спеленать ей руки.
Когда критическая фаза миновала и стало очевидно, что больная выживет, а вирус не заразный (если его не соединить с другим), карантин был отменен, и Сиену вместе с Малоуном поместили в изолированную палату в больнице под тщательное наблюдение врачей. Джеб, выписавшись из госпиталя, с рукой на перевязи, помчался в больницу повидать Малоуна и Сиену. Но они оттуда исчезли.
Ветерок лениво шевелил листья. Мерно жужжали пчелы.
— Может, поужинаем сегодня втроем? — спросил Джеб, допивая пиво.
— Знаешь, — смущенно проговорил Малоун, — мы ведь совсем никуда не выходим.
— Ну тогда мы с тобой.
— Не хочется оставлять ее одну.
— Ты прав. — Джеб встал. — Хочешь, чтобы я заглянул сюда завтра?
Малоун промолчал.
— Ладно, я пошел. Вот карточка моего отеля. Если надумаешь...
— Хорошо. — Малоун положил карточку в карман рубашки.
— Итак... — Джеб протянул руку. — Попрощайся от моего имени с Сиеной. И передай сердечный привет. — Он повернулся к картине на подрамнике. — А это просто шедевр. Ты никогда ничего лучше не писал.
— Рад слышать.
— А другие картины... — Джеб кивнул в сторону окна гостиной. — Не сомневаюсь, там висят тоже шедевры.
— У меня прежде никогда не было такого вдохновения.
— Береги себя, — сказал Джеб. — И ее.
— Поверь, беречь ее — для меня самое главное в жизни.
Они вошли во двор, и Малоун скрылся за дверью.
В конце цветника Джеба встретил седобородый садовник.
— Довольны визитом к старому другу?
— Знаете, пока не разобрался.
— Я еще не встречал таких, — удивленно проговорил старик. — Он так ей предан. И... они никогда никуда не выходят. Полностью поглощены друг другом. Живут здесь уже шесть месяцев, и вы первый гость.
— Они недавно обрели друг друга. Наверное, поэтому.
— Вы видели картины?
Джеб кивнул.
— И на всех жена, — продолжал старик. — Он больше ничего не рисует.
— Слишком яркая, замечательная натура. Зачем ему еще что-то рисовать.
— Но я одного не понял. — Старик замялся. — Вы ее видели?
— Мельком. Когда я вошел в сад, она удалилась в дом.
— Она всегда так поступает. Не хочет никому показываться. Вы не знаете, что случилось?
— Осложнение после тяжелой болезни.
— А на всех картинах она такая красивая.
— Она действительно красивая. — Старик удивленно поднял брови. — На холстах изображено то, как он ее видит, — пояснил Джеб и направился к серым деревянным воротам.
«Он любит ее так сильно, — подумал Джеб, выходя на улицу, — что для него она навсегда останется самой прекрасной женщиной в мире».