Здешние порядки были ему хорошо известны. Не раздумывая, Питтман направился к раковине слева от двери, подставил ладони под сосуд с антисептиком и стал ждать, когда электронный глаз даст команду, чтобы на руки выплеснулась порция красной жидкости с ядовитым запахом. Он тщательно протер руки и поднес их к водопроводному крану. Второй электронный прибор пустил воду. Третий автомат выдал поток горячего воздуха, как только Питтман поднес руки к сушилке. Он потянулся к стопке белых халатов на полке рядом с умывальником, но его остановил резкий женский голос:
— Чем могу быть полезна? Что вы здесь делаете?
Питтман оглянулся и увидел женщину лет сорока пяти, весьма плотного сложения, с седоватыми короткими волосами и жестким лицом скандинавского типа. На ней были белые туфли, белые брюки и белоснежный короткий халат.
Питтман не знал, врач это или медсестра. Но прекрасно разбирался в психологии больничных служащих. Если это сестра, она не станет возмущаться, когда ее назовут доктором. Она, конечно, поправит посетителя, но будет польщена ошибкой. Если же это врач, а он назовет ее сестрой, она вполне может рассвирепеть.
— Да, доктор. Вы можете помочь. Я из команды, расследующей смерть Джонатана Миллгейта. — Питтман извлек из бумажника и продемонстрировал фальшивое полицейское удостоверение личности, которым снабдил его О'Рейли.
Женщина даже не взглянула на удостоверение.
— Сколько можно? Вы торчали здесь всю ночь и мешали работать своими вопросами.
От Питтмана не ускользнуло, что женщина не поправила его, когда он назвал ее доктором.
— Прошу извинить, доктор. Но открылись новые весьма важные обстоятельства, которые следует проверить. Надо поговорить с сестрой, дежурившей в палате Миллгейта в тот вечер, когда его вывезли из больницы.
Питтман изо всех сил старался ничем не выдать своего волнения. Из-за нехватки времени он не проверил, работает ли в этот уик-энд нужная ему медсестра, рассчитывая на то, что в больницах уик-энды обычно не имеют значения. Иначе по субботам и воскресеньям некому будет ухаживать за больными. Поэтому график дежурств строился так, что у работников не было единого выходного: у кого в понедельник, у кого во вторник и т.д. Медсестры, как правило, в течение нескольких недель работали в одну и ту же смену: с семи до трех, с трех до одиннадцати и с одиннадцати до семи. Именно поэтому Питтману пришлось ждать до полуночи — когда будет дежурить медсестра, при которой двое суток назад Миллгейта вывезли из больницы.
— Это Джилл, — сказала доктор.
— Она дежурит этой ночью?
— Да.
Питтман ничем не выдал своей радости.
— Но она слишком занята, чтобы беседовать с вами.
— Понимаю, доктор. Прежде всего пациенты. Но поверьте, я не беспокоил бы вас, не будь это так важно. Но может быть во время перерыва...
— Подождите, пожалуйста, снаружи, мистер...
— Детектив Логан.
— Как только она немного освободится, я попрошу ее поговорить с вами.
Прошло минут сорок. Питтман стоял, прислонившись к стене, в комнате ожидания. Теперь он полностью идентифицировал себя с несчастными, заполнившими это помещение. Воспоминания о прошлом усиливали напряжение. Он стоял, насупив брови, когда распахнулась дверь реанимационного отделения, и из нее вышла привлекательная женщина на вид чуть моложе тридцати. Она огляделась и подошла к Питтману.
— Детектив Логан?
— Да.
— Я Джилл Уоррен. — Медсестра протянула руку. — Доктор Бейкер сказала, что вы хотите задать мне несколько вопросов.
— Совершенно точно. Не могли бы мы пройти куда-нибудь, где не так много народу? Этажом ниже, рядом с лифтом есть кофейный автомат. Вы не станете возражать, если я угощу вас...
— Этажом ниже? Похоже, вы прекрасно знакомы с нашей больницей.
— Мне пришлось провести здесь немало времени. Когда мой сын лежал в реанимации. — Питтман махнул рукой в сторону детского отделения.
— Надеюсь, теперь он в порядке?
— Нет... Он умер.
— О... — только и могла проговорить Джилл упавшим голосом.
— Рак кости. Саркома Юинга.
— Ах, — произнесла она едва слышно. — Мне не следовало... Простите.
— Вы не могли знать. Я не в обиде.
— И вы все еще хотите угостить меня чашечкой кофе?
— Определенно.
Питтман прошел вместе с ней к лифту. И когда дверь кабины закрылась, испытал некоторое облегчение. Он очень рисковал, потому что врач, находившийся в ту ночь рядом с Миллгейтом, мог узнать его и обратиться в полицию.
Когда они вышли из лифта этажом ниже, морщины на лбу Питтмана разгладились. Здесь никого не было, кроме уборщика в дальнем конце коридора. Истратив последнюю мелочь, он опустил монеты в щель автомата.
— Какой кофе вы предпочитаете? С сахаром? Сливками? Может, без кофеина?
— Честно говоря, мне хотелось бы чаю. — Джилл протянула руку и нажала на нужную кнопку.
Питтман не мог не заметить изящной формы ее руки.
Машина заурчала.
Джилл повернулась к нему и спросила:
— Итак, что вы хотели от меня услышать?
Горячая жидкость полилась в картонный стаканчик.
— Мне надо проверить кое-какую информацию. Был мистер Миллгейт в сознании, когда те люди его забирали?
— Люди? Мягко сказано. Бандиты, так вернее. Особенно доктор, который настаивал на вывозе.
— Мистер Миллгейт возражал?
— Боюсь осложнить вашу жизнь, если отвечу.
— Простите, не понял.
— Я слегка отклонилась от темы и не ответила на ваш первый вопрос. Да, он был в сознании. С другой стороны — и это ответ на второй вопрос — ему не дали возможности выразить протест.
Она отпила из картонного стаканчика.
— Как чай?
— Нормальный. Пахнет кипятком. Больничный автомат. Я к такому привыкла. — У нее была прекрасная улыбка.
— Почему Миллгейт протестовал? Он не хотел, чтобы его перевозили?
— И да, и нет. Той ночью происходило нечто, чего я до сих пор не могу понять.
— Вот как?
— Приехавшие за ним типы заявили, что его следует увезти, так как в вечерних новостях сообщили, в какой он больнице, и теперь сюда могут нагрянуть репортеры.
— Да. Было сообщение о секретном докладе Министерства юстиции, который каким-то образом стал достоянием гласности. Велось расследование деятельности Миллгейта в связи с тайной операцией по закупке ядерного оружия в бывшем Советском Союзе.
— Ядерное оружие? Но для прессы они сказали совсем другое. — Голубые глаза Джилл были настолько светлыми, что казались полупрозрачными.