— Исповедовать? После всех неприятностей, что вы ему доставили?
— Он желал исповедоваться человеку, которого не сумел запугать.
— Но какую же тяжесть носил он на душе? В каком грехе хотел исповедоваться?
Отец Дэндридж покачал головой:
— Я связан клятвой не разглашать тайну исповеди, — покачав головой, ответил священник.
Питтман вздохнул:
— Значит, я зря пришел сюда.
— Данкан Гроллье. Вы уверены, что слышали это имя?
Питтман кивнул.
— Да, он повторил «Данкан» несколько раз. Затем упомянул о снеге. Потом произнес «Гроллье». Что может означать упоминание о снеге?
— Не знаю. Но Гроллье — это не фамилия, а название частной средней школы, которую окончил Миллгейт, факт общеизвестный. Сообщая вам о нем, я не нарушаю тайны исповеди. Больше я вам ничего не смогу сказать, не поступившись совестью. Полагаю, и этого достаточно.
— Достаточно? Для чего? Не понимаю...
Пуля угодила отцу Дэндриджу в правый глаз. Питтман был настолько изумлен брызнувшей фонтанчиком кровью и вылетевшей желеобразной массой, что отпрянул назад, даже не поняв, что, собственно, произошло. Отступив, он увидел на газоне кровь и мозговое вещество, вырванное пулей из затылка отца Дэндриджа.
Ужас сковал Питтмана, он не мог даже закричать. Наткнулся на статую и дернулся, когда камень брызнул осколками от попавшей в него пули.
Выстрелов слышно не было, пули, по-видимому, летели из-за двери, ведущей в ризницу. Используя статую в качестве прикрытия, Питтман вытащил из кармана кольт и, пытаясь унять дрожь в руках, поставил его на боевой взвод. Он понимал, что глупо подставлять себя под пули, пытаясь прицелиться в чуть приоткрытую дверь.
В саду установилась зловещая тишина. «Стреляли, видимо, из пистолета с глушителем, — подумал Питтман. — В церкви ничего не слышно, и никто не пошлет за помощью».
Но тут Питтман сообразил, что скоро начнется очередная месса, и другой священник, войдя в ризницу, чтобы облачиться, непременно заметит убийцу, выглядывающего из-за двери в сад.
Священник позовет на помощь и будет застрелен.
«Я не должен этого допустить! Надо скрыться!»
Питтман услышал скрип. Дверь в сад приоткрылась чуть шире. Ладони Питтмана, скользкие от пота, изо всех сил сжимали рукоятку пистолета.
"Стреляй же!
Но я не вижу цели!
На шум явится помощь.
Слишком поздно".
Из сада был всего один выход. Питтман понимал, что пока будет бежать к стене и карабкаться на нее, его убьют.
Ему почудился звук шагов, если, конечно, это не игра воображения.
Питтман в отчаянии огляделся. Сердце бешено колотилось. Опять шаги.
Вдруг он заметил справа за кустом сирени на уровне земли окно, ведущее, очевидно, в полуподвальное церковное помещение. От страха Питтмана тошнило. Он выстрелил из-за статуи в том направлении, откуда доносился звук шагов. Затем выглянул с другой стороны и выстрелил еще несколько раз, практически не целясь. Однако успел заметить, как один убийца нырнул под скамью, на которой лежало тело отца Дэндриджа, а второй скрылся в ризнице.
В обойме оставалось всего четыре патрона. Если не унять дрожь в руках, он и их истратит без всякой пользы.
Надо уносить ноги!
Выстрелив еще раз, чтобы отвлечь внимание, он бросился направо к скрытому за кустом сирени окну, упал, тяжело дыша, подполз к окну и ударил рукояткой пистолета по стеклу. Окно оказалось не запертым и распахнулось вовнутрь. Питтман ринулся в проем и свалился в темноту, на какую-то скамью. От удара у него перехватило дыхание, он тут же скатился на пол и поморщился от боли. В левой руке застрял осколок оконного стекла, и из нее лила кровь. Он выдернул осколок и, превозмогая боль, насмерть перепуганный, вскочил на ноги и побежал. В темноту подвала полетели пули: убийца стрелял из открытого окна.
Глаза Питтмана привыкли к полумраку, и он увидел дверь. Выстрел в сторону окна. Чей-то стон.
Питтман распахнул дверь и выскочил в залитую светом комнату. Отчаянно моргая, он уставился на группу женщин, занятых изготовлением каких-то изделий из теста, предназначенных для распродажи. Разинув рты, они, в свою очередь, с ужасом смотрели на него. Одна женщина выронила из рук пирожок. Завопил младенец. Но прежде чем женщины завизжали, Питтман услышал позади себя шум — двое мужчин протискивались через окно.
— С дороги! — приказал Питтман женщинам, подняв пистолет. Один лишь вид оружия привел достойных дам в состояние шока. Питтман захлопнул дверь и, увидев, что она без замка, подтащил к ней один из столов, пытаясь забаррикадировать вход.
За дверью раздался выстрел, и дерево треснуло. Питтман тоже выстрелил. Остался всего один патрон. Под вопли женщин он бросился через всю комнату к выходу. Сверху до него донесся шум в церкви.
Он подбежал к ступеням, ожидая выстрела в спину, но, рискнув оглянуться, увидел, что его баррикада еще не рухнула. Чересчур много свидетелей. Убийцы предпочли ретироваться, выбрались через окно и в данный момент, видимо, перелезали через стену сада.
Услыхав шаги на лестнице у себя над головой, Питтман сунул кольт в карман плаща. Навстречу ему катилась вниз толпа взволнованных прихожан.
— Человек с револьвером! Там, внизу! — Питтман указал направление рассеченной осколком рукой. Боль усилилась, и он схватился за кисть, стараясь унять кровь. — Меня ранили!
— Зовите полицию!
— Врача! Мне нужен врач! — Питтман локтями прокладывал путь через толпу.
Толпа запаниковала.
— Он может застрелить еще кого-нибудь!
— ...убить нас всех!
Резко сменив направление, толпа понеслась по ступеням вверх. Питтман, зажатый со всех сторон, стал задыхаться. Ошалевшие люди увлекали его за собой. Показалась дверь. Кто-то распахнул ее, толпа вывалилась на улицу, а вместе с ней и Питтман. На долю секунды ему показалось, что он утонул в море обезумевших прихожан.
Послышался звук сирены. Питтман спрятал окровавленную руку в карман и старался не отставать от толпы. К тому времени, когда засверкали маячки полицейских машин, он уже ловил такси за углом.
— Что происходит?
— Стрельба.
— В церкви? Да поможет нам Господь!
— Здесь нужен кто-то посильнее.
— Куда едем?
«Вот это вопрос», — подумал в отчаянии Питтман и назвал первое, что пришло в голову:
— Вашингтон-сквер.
Питтман надеялся, что ничем не отличается от обычных воскресных пешеходов. Всю неделю стояла холодная дождливая погода, воскресный же день выдался теплым и солнечным. Бегуны и велосипедисты проносились мимо уличных музыкантов, художников, нищих и торговцев. У Арки Вашингтона студенты в майках Нью-Йоркского университета бросали фризби, позади, спотыкаясь, брел небритый мужчина с бутылкой в бумажном пакете.