Она всегда была единственным светлым пятном в его жизни.

И, похоже, оставалась им.

Глава 20

– Ты нравишься ему.

При этих словах Джесса посмотрела на Сент-Джона, который бродил около тюков с сеном в кладовой. Она слышала звук аплодисментов с площади, где Олден проводил очередной митинг. Может быть, ей казалось, но они были не такими громкими и интервалы между ними были дольше. И протестующие возгласы слышались все чаще. Люди становились любопытными. Некоторые обращались к Джессе, расспрашивая о публичной вспышке гнева Олдена. Она говорила им правду, но больше не чувствовала гордости при мысли о том, как ей удалось этого добиться. Слишком дорого это стоило Тайлеру.

– Думаю, ему больше нравится Мауи, – сказала Джесса, наклонившись, чтобы потрепать уши собаки. Пес послушно поднял голову.

– Он говорит с тобой.

– С тобой он тоже говорил.

– Немного.

– По твоим стандартам это должно означать полное молчание, – сухо заметила Джесса.

Обычной реакцией на подобные слова было подобие усмешки. Но на сей раз Сент-Джон продолжал смотреть в окно на… она не была уверена, на что именно, но явно не на что-то реальное снаружи.

– Слишком поздно, чтобы остановить все это. Джесса застыла. Она не ожидала, что он дойдет до этого так быстро, если вообще дойдет.

– Остановить?

– Можно отозвать «Редстоун». Но не ревизоров и репортеров.

– Вот чего вы хотите? Остановить это?

– Иначе ребенок погибнет.

– Как едва не погиб ты, – напомнила она.

– Это моя месть. В какой-то степени и его. Но… – Он покачал головой и добавил: – Неприемлемая потеря.

Джесса не могла выразить, какое испытала облегчение. С тех пор как она поняла, кто он, и наблюдала за его неуклонным продвижением к справедливой мести, она думала, не превратил ли вред, причиненный ему в детстве, в такого же холодного и расчетливого человека, как его отец. Временами ей казалось, что это так, когда она наблюдала за его яростной сосредоточенностью на уничтожении Олдена.

Но здесь перед ней был подлинный, реальный человек. Человек, сознававший, что не может принести в жертву своему делу, каким бы справедливым оно ни было, невинного мальчика, оказавшегося в той же западне, в какой некогда был он сам.

– Я говорила с его матерью, – продолжала Джесса. Голова Сент-Джона резко дернулась, когда он посмотрел на нее. – От нее нечего ждать помощи. Думаю, Олден пока сдерживает свои извращенные наклонности в общении с ней, а она либо пребывает в полном неведении относительно происходящего с сыном, либо решила, что пусть лучше достается ему, чем ей. Думаю, верно последнее, хотя это отвратительно.

Сент-Джон молча уставился на нее, и Джесса поняла, о чем он думает.

– Это не делает путь твоей матери более приемлемым – ей следовало сражаться за тебя, – но… более чистым, не так ли?

– Ты бы сражалась. – Это прозвучало почти шепотом.

– За своего ребенка? До самой смерти. Или до смерти его обидчика, – добавила она. – Что же делать нам? Если Олден сломается…

– Когда.

– Хорошо – когда. Ты знаешь его лучше всех, поэтому, если ты говоришь, что он сломается, значит, так и будет. Но что нам делать с Тайлером? Как обеспечить ему безопасность? Если я обращусь к детским социальным работникам, это будет выглядеть так, словно я пытаюсь опорочить Олдена, и они могут не воспринять это достаточно серьезно, чтобы действовать вовремя. А если обратишься ты, тебе придется отвечать на неприятные вопросы.

– Школа, – сказал Сент-Джон.

– А что школа сделала для тебя? Олден купил им это чертово футбольное поле, которое они назвали в его честь. – Джесса не могла сдержать ноток ярости в голосе. – Им нужно нечто большее, чем слова политического оппонента, чтобы предпринять против него какие-то действия. Многие учителя участвуют в его предвыборной кампании.

– Подкуп.

– Может быть. Причина не важна. Что имеет значение, это Тайлер.

– Дать ему… убежище.

– Как?

Сент-Джон посмотрел на Мауи, который при одном взгляде на него начинал вилять золотистым хвостом. Джесса вспомнила рассказанную им историю о том, как испуганный, истощенный мальчишка, находясь на грани того, чтобы свести счеты с жизнью, шагнул назад с этой грани, чтобы помочь человеку спасти собаку.

– Использовать Мауи? – Взгляд Сент-Джона устремился на ее лицо, и она прочла в нем вопрос. – Ладно. Безопасность Тайлера важнее всего. А Мауи возражать не будет. Но как?

– Доверяя тебе.

Ее брови сдвинулись.

– Ты имеешь в виду, что доверяешь мне что-нибудь придумать, или что Тайлер будет доверять мне?

На мгновение его глаза блеснули. Потом спокойно, почти торжественно он произнес одно слово:

– Да.

Несмотря на серьезность ситуации и темы разговора, Джесса невольно улыбнулась.

– Ну, он, вероятно, будет доверять Мауи.

– Тебе. Я доверял.

Волна горько-сладкой теплоты нахлынула на Джессу.

– А я тебя подвела, – прошептала она.

Впервые после возвращения Сент-Джона его лицо выразило ужас, который отразился и в голосе.

– Нет, Джесс!

Двумя большими шагами он преодолел шесть футов, притянул ее к себе и обнял.

– Никогда так не думай. Ты – все, что у меня было.

Ухо Джессы оказалось прижатым к груди Сент-Джона, и она слышала биение его сердца.

– Я должна была рассказать кому-то, – настаивала она.

– Ты была ребенком.

Джесса вздохнула:

– Я всегда старалась поступать честно, так каким же образом я второй раз оказываюсь в положении, когда знаю нечто ужасное, но не могу рассказать об этом, потому что никто мне не поверит?

К ее удивлению, Сент-Джон улыбнулся, но это была странная, болезненная улыбка.

– Многие винят в первую очередь себя. – Он покачал головой. – Но в данном случае виновата не ты, а он.

Джесса не могла отрицать правоту Сент-Джона. Это помогло ей осознать, что она дважды оказалась в таком положении не по своей вине или благодаря действию каких-то космических сил, а по вине Олдена и источаемого им зла.

Джесса услышала, как сердцебиение Сент-Джона внезапно ускорилось. Бросив на него взгляд, она увидела, что он смотрит на нее со странным блеском в глазах, от которого они кажутся темнее. А может быть, это была всего лишь тень от его старомодной фуражки.

Ей внезапно припомнилась показанная отцом старая фотография Кларка Олдена. Человека, создавшего состояние Олденов, толкового предпринимателя, который оставался в Сидаре, хотя мог отправиться куда угодно, и держал городок на плаву, в то время как другие мелкие населенные пункты хирели от недостатка индустрии или бизнеса.