Голос Джессы звучал серьезно, но блеск в ее глазах облегчал напряжение.
– Ты заслуживаешь…
Сент-Джон умолк, не уверенный, с чего начать список заслуженных ею благ.
– Иметь, что хочу? Спасибо. Я уже это имею.
Он не ожидал юмора и чистой радости, сияющей на ее лице.
– Большего, – пробормотал Сент-Джон, наконец закончив фразу.
– Да, гораздо большего, еще раз спасибо. – Джесса даже не пыталась скрыть, что намеренно вводит его в заблуждение.
– Ты знаешь, о чем я.
Она села.
– Да, знаю. Разве плохо, что ты еще не принял решение?
Сент-Джон уставился на нее, сидящую обнаженной, наполненный странным новым чувством. Не очередной вспышкой страсти, хотя его тело отзывалось на это зрелище, а гордостью. Гордостью той сильной и жизнеспособной женщиной, которой она стала, не утратив мягкого и нежного сердца.
– Я должна сменить маму, – сказала Джесса, поднявшись и начиная одеваться.
Сент-Джон жадно наблюдал за ней. Она знала это, но не возражала. Вскоре он встал и потянулся за своей одеждой, разбросанной по полу рядом с ее. Воспоминание о ее руках, срывающих его рубашку, расстегивающих «молнию» джинсов, едва не заставило схватить Джессу в объятия и снова уложить в кровать.
При этой мысли его руки слегка задрожали. Сент-Джон не мог отрицать, что теряет контроль над собой. Но хотя все эти годы он гордился своим самообладанием, он не пожелал бы вернуть его, пожертвовав близостью с Джессой. Однако у него не было выбора.
– Дэм? – Она все еще была рядом, но не прикасалась к нему, словно зная, что сейчас он не сможет этого вынести.
– Не могу рисковать этим, – прошептал Сент-Джон.
Джесса молча разглядывала его.
– Надеюсь, ты не говоришь о моих шансах на выборах? – спросила она наконец.
– Джесс…
– Ты не можешь рисковать нами. Мной. Это больше похоже на правду.
– Ради тебя. – Слова прозвучали резко даже для его собственных ушей.
Ее голос, напротив, был мягким.
– Значит, вот как ты проводил все это время? Держал людей на расстоянии, опасаясь, что можешь… повредить им?
– Никогда не хотел, чтобы они знали…
– О твоей прошлой жизни? Господи, то, что ты выжил, уже чудо.
– Он не смог сломить меня.
– Нет. Ты был слишком сильным.
Сент-Джон покачал головой, в данный момент не чувствуя в себе никаких сил.
– Да, был. Я не могу даже представить себе ту силу, которая была нужна, чтобы сделать то, что ты сделал в четырнадцать лет. Ты был слишком силен, чтобы он смог превратить тебя в такое же чудовище, как он сам.
Повернувшись, Джесса натянула пару мокасин, потом направилась к лестнице, ведущей вниз, на второй этаж дома, где она выросла.
– Может быть, мне тридцать лет, но я все еще маменькина дочка, особенно теперь. Если ты все еще будешь здесь, когда она вернется, тебе придется объясняться.
Сент-Джон окинул взглядом комнату, запоминая каждую деталь. Потом он направился следом за Джессой не потому, что боялся встречи с Наоми Хилл, а не желая причинять ей лишнюю боль. Мысль о том, что ее дочь спуталась с кем-то вроде него, привела бы именно к этому. До сих пор Сент-Джон едва обращал внимание на дом. Он был внутри пару раз в детстве, прежде чем услышал разговоры о своей испорченности и начал держаться подальше от дома, несмотря на уверения Джессы, что ее родители так не считают. Сент-Джон видел, что дом мало изменился. Только владения Джессы наверху выглядели по-другому – более современно. Он невольно сравнивал диван с обивкой в цветочек и тяжелые драпировки с теперешней обстановкой. Только тогда Сент-Джон понял, что изучает комнаты Джессы так тщательно, потому что хочет представлять ее себе в будущем.
И потому что он знал, что больше никогда не увидит ее.
Джесса вскинула голову, когда звякнул колокольчик над дверью. Высокий худощавый мужчина вошел в магазин и с интересом огляделся вокруг. Он был одет как местный житель – в джинсы, клетчатую рубашку и поношенные ковбойские сапоги, – но она не знала его. И не слышала о вновь прибывших в город, хотя такие новости обычно распространяются с быстротой скоростного Интернета.
– Если вы что-то ищете, спросите меня, – обратилась Джесса к незнакомцу.
– Я ищу Джессу Хилл, – отозвался он медленным, тягучим голосом.
– Тогда вы ищете меня, – с улыбкой сказала она.
Ей запоздало пришло в голову, что следовало быть более осторожной, что редкий визит незнакомца мог оказаться очередной махинацией Олдена, но один взгляд в спокойные серые глаза посетителя сделал такое предположение невозможным.
Некоторое время мужчина молча изучал ее, и Джессе показалось, что ее оценивает эксперт.
Потом он провел рукой по слегка растрепанным темно-каштановым волосам – у нее возникло впечатление, что обычно ему сначала приходится приподнимать ковбойскую шляпу, – и его губы скривились в странной улыбке.
– Ну-ну, – пробормотал незнакомец, как будто многое стало ему ясным и это его очень удивило.
– Почему-то я чувствую, что вы пришли сюда не за лошадиным кормом.
Мужчина усмехнулся:
– Было время, когда я мог прийти и за этим. – По его лицу пробежала тень. – Не уверен, что я не предпочел бы то время.
Джесса слишком хорошо понимала тоску по прошлому – все вокруг напоминало о том, чего ей так не хватало. Незнакомец тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания, и протянул руку:
– Рад с вами познакомиться, Джесса Хилл. Я Джош Редстоун.
Джесса сдержала возглас, с удивлением глядя на посетителя, которого не узнала. Она видела много фотографий Джоша Редстоуна, но в основном официальных, в костюме и галстуке, или снимков на расстоянии, где можно было различить только долговязую фигуру и позу уверенного в себе человека. И всегда ковбойские ботинки. Как-то Джесса улыбнулась, глядя на один из официальных фотопортретов, и подумала, что у него, вероятно, имеется лакированная пара для ношения с костюмом. Ничто в нем не говорило о зале заседаний совета директоров крупнейшей фирмы – он легко мог быть владельцем обширной скотоводческой компании полтора столетия назад.
Стоя в магазине, Редстоун казался совсем не похожим на эти чопорные формальные снимки. Джесса сомневалась, что кто-нибудь ожидал увидеть главу глобальной империи в таком облике. Всклокоченные волосы, поношенная одежда, спокойный взгляд – все это не соответствовало привычному представлению о нем.
Джесса запоздало пожала протянутую руку. Она была твердой и крепкой, но в пожатии не ощущалось вызова.
– Это большая честь, сэр, – сказала она с уважением.