Я понимал: чтобы скорее справиться с одиночеством и потерями, нельзя оглядываться назад и заниматься самокопанием. Надо двигаться вперед. Главное — не сходить с опасной, ненадежной тропы, которую я почему-то выбрал. И все же я невыносимо тосковал по Алексе. И еще тяжелее было сознавать, что я не могу поговорить по душам с сыном. Чуч, студент Южно-Калифорнийского университета, сейчас был на каких-то соревнованиях. Ну а мне предстояло как-то жить дальше. С завтрашнего дня надо искать работу. Ездить по всем полицейским управлениям Лос-Анджелеса и подавать заявления. Задача показалась мне практически безнадежной.
Заранее догадываясь о том, что меня ждет, я предусмотрительно навел справки в Интернете. В нескольких управлениях полиции шел набор сотрудников. Я записал в список потенциальных рабочих мест Пасадену, Лонг-Бич и Санта-Монику. Правда, надежды на то, что меня туда примут, было мало. Я почти не сомневался в том, что истинную причину моего ухода из ПУЛА немедленно передадут на внутренний полицейский интернет-сайт со сложным названием «Адспол», которое расшифровывается примерно как «Анализ деятельности сотрудников полиции, уволенных со службы». Сайт защищен паролем. Сайт «Адспол» уведомляет соседние подразделения об обстоятельствах увольнения того или иного полицейского. Официально меня выгнали за незначительное правонарушение — препятствие отправлению правосудия. Но на «Адсполе» наверняка подробно напишут и о моей продажности, и о связи с голливудской актрисой. После таких подвигов меня не возьмут на работу ни в одно приличное полицейское управление. И все же попробовать стоит. Надо же как-то зарабатывать на жизнь!
Если ничего не выйдет, остается последняя надежда: полицейское управление городка Хейвен-Парк. Ни для кого не секрет, что в Хейвен-Парк берут кого попало.
Я отнес Франко домой и насухо вытер банным полотенцем. Кот посмотрел на меня снизу вверх, в его смышленых желтых глазах читалась озабоченность. Говорят, морды у кошек невыразительные, но Франко определенно умеет общаться. Мы с ним оба понимали, что я в глубокой жопе.
Наконец я плюхнулся на кровать, Франко тут же прыгнул следом и привалился ко мне. Когда-то я подобрал голодного кота в квартире убитой Кэрол Уайт. Я фактически спас беднягу, и он этого не забыл. Вот и сейчас не пошел гулять и ухаживать за кошками, а подпирает мне спину — точнее, привалился под бочок. Кот вздохнул, ткнулся в меня носом и лизнул в руку. Любит, наверное… И все-таки грустно сознавать, что кот — единственный, кто хоть как-то поддерживает тебя!
Утром я надел костюм, собрал казенное имущество, достал из платяного шкафа форму и сложил все в сумку. Не забыл мощный фонарь «Маглайт», наручники, устав и рацию.
Во вторую сумку я запихнул бритвенные принадлежности, кое-какую одежду. Когда ищешь работу, надо выглядеть прилично. Поэтому я взял блейзер и свободные брюки. Вещи я погрузил в багажник моей машины. Потом в последний раз обошел комнаты. Дом на канале я купил еще до знакомства с Алексой… Разумеется, после того, что случилось, мне придется перебираться в какое-нибудь холостяцкое жилье.
Я уже собирался уходить, но вдруг услышал, как открывается входная дверь, вышел в прихожую, на пороге стоял сын с рюкзаком за плечами. Увидев меня, Чуч вздрогнул:
— Ты… что ты здесь… Я приехал забрать чистое белье, которое постирала мама.
— Сынок, мне нужно с тобой поговорить.
— Оставь меня в покое! — Он прошел в дом мимо меня.
Он почти побежал на свою половину. После того как умерли родители подружки Чуча Дельфины, мы переделали гараж на две машины в отдельные апартаменты и она переехала жить к нам. Теперь Дел живет в общежитии первокурсников Южно-Калифорнийского университета. Там же на втором курсе учится Чуч. Он играет квотербеком в молодежном составе «Троянцев», но, похоже, скоро его возьмут в основной состав. Думаю, не нужно говорить, что мой сын — парень рослый и крупный. Рост — метр девяносто три, вес — сто четыре кило. У него не только высокий рост, но и широкая душа. Если бы не сын и Алекса, вряд ли я перенес бы темный, опасный период в моей жизни. Я много занимался с Чучем, но, как мне кажется, сын дал мне еще больше. Увидев его лицо, я сразу понял: Алекса все ему рассказала. Что же теперь будет?
— Чуч, именно об этом мне и нужно с тобой поговорить, — не сдавался я.
— Я уже в курсе… Все знаю от мамы, — ответил мой сын, доставая из корзины чистое белье и впопыхах запихивая его в рюкзак.
— Ты ведь не слышал мою версию истории, — сказал я. Разумеется, никакой «моей версии» не было.
— Ладно. — Чуч повернулся ко мне лицом. — Тогда скажи: то, что про тебя говорят, — неправда? На самом деле ты не брал деньги и не путался с… с этой… — Он замолчал, его лицо перекосилось от боли.
— Сынок, дело гораздо сложнее. Когда-нибудь ты все поймешь.
— Нет, скажи, это правда или нет? — с вызовом спросил он.
— Не могу, сынок. Хотел бы, да не могу.
— Тогда убирайся отсюда, отец. Оставь меня в покое. Все, что ты мне говорил, все твои советы, как прожить жизнь и стать мужчиной, — полное вранье! Ты все время меня обманывал. Я больше не хочу тебя видеть! — Он захлопнул дверь своей комнаты у меня перед носом.
Несколько минут я постоял на пороге, не зная, что делать дальше. Мне хотелось войти к сыну, сказать ему, что он не прав, но я не мог. Я ничего не мог ему сказать. Наконец я вышел на улицу, подошел к своей «Акуре-MDX». Не спеша собрался с мыслями. Глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. Завел двигатель, вывел машину со двора. Я ехал по влажным после ночного дождя улицам, под безоблачным голубым небом, но почти ничего вокруг не замечал. Задыхаясь, я ехал в центр города, в здание полицейского управления Лос-Анджелеса. На мою уже бывшую работу.
Ночное совещание в кабинете начальника полиции и наша сделка, по идее, должны были держаться в строгой тайне. Предполагалось, что моя отставка после незначительного должностного преступления не должна дать повода никаким встречным обвинениям или публичному скандалу. Но не успел я и трех шагов отойти от машины в гараже, как мимо меня с каменной физиономией прошагал старый приятель — мы с ним вместе служили еще в отделе убийств и ограблений. Приятель даже не поздоровался со мной. От него исходили враждебные волны. Он все знал.
Такой же прием ждал меня и в кабине лифта. Прежние друзья и коллеги старательно отворачивались от меня. Если я с кем-то здоровался, мне не отвечали. Совсем не так обращаются с сослуживцем, которого уволили со службы за потерю вещдока!
Итак, хотя все дали слово держать язык за зубами, тайна просочилась наружу. Все сотрудники ПУЛА уже знали: я спал с Тиффани Робертс и взял у нее деньги, чтобы замять дело о подстрекательстве к убийству. Прошло менее десяти часов, но все подробности этой некрасивой истории стали всеобщим достоянием. Не помню, кто сказал: если тайна известна троим и вы хотите, чтобы она осталась тайной, двоих лучше убрать…
Когда я вошел в отдел особо тяжких преступлений, меня встретило неловкое молчание. Даже те, кто говорил по телефону, прервали разговор и смерили меня злобными взглядами. Я прошел в свой бывший кабинет, который раньше занимал вместе с Салли. Она сидела на месте, и лицо у нее было такое, словно она каким-то образом стала моей соучастницей. Глаза опущены, выражение лица униженное, рыжеватые крашеные волосы переливаются в ярком свете лампы всеми цветами радуги. Моя напарница всегда была жизнерадостной особой, но при виде меня как-то сразу увяла. Мне трудно объяснить, но выражение ее лица так изменилось, что мне показалось, будто передо мной совершенно другой человек.