Журналист выпрямился и сунул наконечник в застегивавшийся на молнию боковой карман рюкзака. Несомненно, налицо нарушение доброй сотни турецких законов — похищение исторической ценности, — но вряд ли в ближайшие годы можно опасаться того, что Гёбекли-тепе оскудеет кремневыми осколками времен каменного века. Вновь забросив рюкзак за спину, Роб на прощание окинул взглядом всхолмленную, лишенную растительности местность, выжженную безжалостным солнцем. На ум пришел Ирак, лежавший не так уж далеко отсюда. Если сесть в машину и показать Радевану направление, они будут на турецко-иракской границе через несколько часов.
А потом в памяти Латрелла всплыли образы Багдада. Лицо террористки. У Роба пересохло во рту. Неприятное чувство. Он повернулся, зашагал назад и вдруг услышал ужасающий вопль.
Так могло кричать животное, испытывающее мучительную боль. Скажем, обезьяна, которую режут заживо.
Он ускорил шаг. До него донеслись другие звуки. Что происходит? И тут вопль раздался снова. Роб побежал; рюкзак болтался у него на спине.
Оказывается, Латрелл зашел дальше, чем осознавал. Где главный участок раскопок? Холмы казались совершенно одинаковыми. В чистом воздухе пустыни голоса разносились далеко. И не звуки обычных разговоров, а крики и рыдания. О боже! Определенно что-то стряслось. Роб свернул налево, потом направо, взбежал на гребень холма и увидел, что возле одного из огороженных участков — новой траншеи — собралась целая толпа. Рабочие, отталкивая друг друга, лезли вперед.
Чуть не падая — подошвы легких ботинок отчаянно скользили на сыпучем песке и каменной осыпи, — Роб сбежал по склону и принялся протискиваться сквозь толпу. В нос бил запах пота и страха. Грубо оттолкнув последнего из тех, кто преграждал ему дорогу, журналист оказался на краю траншеи и посмотрел вниз. Все не отрываясь смотрели туда же.
В конце траншеи торчал новенький стальной штырь, один из множества устрашающего вида штырей, которыми на раскопках закрепляли брезент. И на этот своеобразный кол лицом вниз был насажен Франц Брайтнер.
Штырь насквозь прошел через грудную клетку ближе к левому плечу. Из раны струилась кровь. Рядом стояла Кристина; она что-то говорила Францу. За ее спиной Иван лихорадочно нажимал на кнопки мобильного телефона. Двое перепуганных рабочих бестолково пытались вытащить железку из земли.
Роб уставился на Франца. Тот, похоже, был еще жив, но рана выглядела ужасающей; по всей вероятности, штырь пробил легкое. Безнадежно. В Ираке Роб насмотрелся на раны. И такие ему доводилось видеть — случалось, что при взрывах куски дерева разлетались в разные стороны, вонзаясь в тела людей, протыкая грудь, разбивая голову.
Роб знал, что Франц не выживет. «Скорой помощи», чтобы добраться сюда, потребуется не менее часа. Медицинского вертолета, на котором можно было бы доставить раненого в Анкару, вероятнее всего, нет. Франц Брайтнер неизбежно умрет — здесь, в траншее. В окружении молчаливых камней Гёбекли-тепе.
Карпы в прудах Авраама возбужденно плескались и толкались, борясь за кусочки лаваша, который крошил Латрелл. Сам журналист как загипнотизированный смотрел на рыб. Их отчаянное неистовство вызывало отвращение.
Роб пришел сюда в надежде успокоиться — в многолюдном городе это было единственное известное ему тихое зеленое место. Но тишина не помогала. И, глядя на суетящихся рыб, он вновь и вновь прокручивал в памяти события минувшего дня: Франца, нанизанного на штырь, отчаянные звонки по мобильным телефонам, принятое в конце концов решение — перепилить штырь снизу и, не вынимая железку из тела, доставить Франца в Шанлыурфу на автомобиле Кристины.
Роб с Радеваном поехали следом. Старенькая «тойота» ползла за лендровером среди холмов, а затем по равнине до больницы Харранского университета, расположенной в новом квартале города. Там Роб ждал в грязноватом коридоре вместе с Кристиной, Иваном и громко всхлипывавшей женой Франца. Наконец к ним вышел врач, чтобы сообщить печальную новость: Франц Брайтнер скончался.
Карпы дрались за каждую крошку хлеба. Кусали друг дружку. Роб отвернулся и увидел турецкого солдата, стоявшего рядом с армейским джипом. Солдат с автоматом в руках хмуро смотрел на европейца.
В городе было введено особое положение; впрочем, это не имело никакой связи со смертью Брайтнера. Террорист-смертник взорвал себя в Диярбакыре — городе, расположенном в двух сотнях миль по пыльной дороге на юг, центре курдского сепаратизма. Никто, кроме самого террориста, не погиб, но с десяток людей получили ранения, и напряжение в регионе сразу усилилось. Сегодня армия и полиция были везде и не скрывали своего присутствия.
Роб тяжело вздохнул. Временами казалось, что насилие повсюду и от него не скроешься. А журналисту хотелось именно скрыться.
Перейдя по деревянному мостику через узкий канал, он сел за стол. Сразу подошел официант чайханы, вытирая руки концом засунутого за пояс полотенца, и Роб заказал воду, чай и оливки, мечтая хоть ненадолго забыть о Франце. О пятнах крови, оставшихся в машине Кристины. О штыре, непристойно торчавшем из торса злополучного археолога.
— Сэр…
Официант принес чай. Позвякивала ложечка. Кусочки сахара растворялись в темно-красной жидкости. Блики солнечного света пробивались сквозь листву небольшого парка. Маленький мальчик в красной футболке с эмблемой «Манчестер юнайтед» пинал мяч на газоне. Его мать была с головы до пят укутана в черное.
Роб допил чай. Все, пора действовать. Уточнив, сколько времени в Лондоне, он извлек мобильный телефон и набрал номер.
— Да! — рявкнул, по своему обыкновению, Стив.
— Привет. Это…
— Робби! Мой корреспондент на археологическом фронте. Как поживают каменья?
От знакомого жизнерадостного акцента кокни настроение Роба немного улучшилось. Мелькнула мысль — стоит ли вновь портить его, рассказывая Стиву о случившемся? Но прежде чем он решил, как поступить, Стив заговорил сам.
— Куски, что ты прислал, мне глянулись. Помираю хочу увидеть, что ты из них сварганишь. Когда ты там завязываешь?
— Ну, собирался завтра, вот только…
— Отлично, мой мальчик! В колонну по пять, и…
— Да, но…
— И пришли мне фотки! Отщелкай все, что сможешь, и…
— Стив, тут возникла проблема.
Лондонский собеседник умолк. Наконец-то Роб воспользовался представившейся возможностью и заговорил сам. Рассказал Стиву все. И о тайнах, окружающих раскопки, о трудностях, связанных с их проведением, о недовольстве рабочих, о жутком заклинании, о сложностях местной политики. Объяснил редактору: прежде не был уверен в значимости подобного материала, вот и держал его при себе.
— Ну а сейчас уверился? — резко бросил Стив.
— Да. Потому что…
Роб посмотрел на замок, украшенный большим красным турецким флагом. Глубоко вздохнул. И рассказал Стиву жуткую историю о смерти Франца.