Турок между тем продолжал:
— У меня есть друзья в курдских деревнях.
— Мы просто искали… — попыталась объяснить Кристина.
— Дьявола вы там искали! На свою голову! Еврейке следовало бы соображать лучше.
Слово «еврейка» Кирибали произнес так, что Робу явственно послышалось змеиное шипение.
— Мое терпение… небезгранично. Если вы до завтра не уедете из Шанлыурфы, то окажетесь в турецкой тюрьме. Там вы сможете сделать удивительное открытие: не все мои коллеги по правоохранительной системе Республики Ататюрка разделяют гуманное отношение к вашему достоинству и здоровью.
Он еще раз улыбнулся — притворной, крайне лицемерной улыбкой — и удалился, задев на ходу несколько пышных роз; цветы закачались, осыпая алые лепестки.
С минуту Роб и Кристина сидели неподвижно. Роб всем существом ощущал надвигающиеся неприятности, чуть ли не слышал завывания полицейских сирен. Во что же такое они ввязались? С точки зрения журналиста — отличный материал, но стоит ли он реального риска? Невольно Роб вернулся мыслями в Ирак, вспомнил багдадскую террористку-смертницу. Он и теперь ясно видел ее лицо. Террористка была красивой, молодой, с длинными темными волосами и полными губами, покрытыми ярко-красной помадой. Террористка-смертница с накрашенными губами. Она улыбнулась ему, чуть ли не призывно улыбнулась, и потянулась к кнопке, чтобы убить всех вокруг.
Роба передернуло. Однако жуткое воспоминание породило новую решимость: ему надоели угрозы. Надоело бояться того, что его могут взять и выставить вон.
Кристина разделяла его чувства.
— Никуда я не поеду!
— Он нас арестует.
— За что? За езду по ночам?
— Мы проникли на раскопки.
— За такое в тюрьму не сажают. Сплошной блеф.
— Не уверен, — с сомнением проговорил Роб.
— Но ведь он совершенно никчемный тип, скажете нет? И все его угрозы — игра.
— Никчемный? Кирибали? — Роб покачал головой, уже без всяких сомнений. — Нет, здесь вы не правы. Я навел справки. Поспрашивал кое-кого. Его уважают и даже боятся. Говорят, он исключительно хороший стрелок. Нет, не хотелось бы мне обзавестись таким врагом.
— Но мы не можем уехать. По крайней мере, пока я не выясню еще кое-что!
— Вы имеете в виду подвал? В музее? Что там может быть?
К ним приблизился официант, по-видимому ожидавший, что они сейчас уйдут. Но Кристина заказала еще две чашки сладкого красного чая. И потом сказала:
— Последняя строка, записанная в блокноте. «Чайеню, черепа, cf Орра Келлер». Вы же помните, конечно, историю с черепами в Чайеню?
— Нет, — признался Роб. — Расскажите.
— Чайеню — тоже знаменитый археологический объект. Возрастом не сильно уступает Гёбекли. Он находится в сотне миль к северу отсюда. Это там впервые одомашнивали свиней.
Официант поставил на стол две чашки с двумя серебряными ложечками. У Роба мелькнула странная мысль: а нельзя ли отравиться чаем, если пить его слишком много?
— Чайеню раскапывает американская группа, — продолжала Кристина. — Несколько лет назад они нашли под одним из центральных помещений целую залежь черепов и расчлененных скелетов.
— Человеческих черепов?
Кристина кивнула.
— А также кости животных. Химики определили, что там обильно проливалась человеческая кровь. Участок теперь так и называют: камера черепов. Франц как зачарованный следил за происходящим в Чайеню.
— И что же там происходило?
— Находки определенно указывают на человеческие жертвоприношения. Хотя это мнение оспаривают. Курдам очень не хочется, чтобы их предков считали столь… кровожадными. Да и кому из нас хотелось бы? Но большинство ученых теперь убеждены, что кости в камере черепов остались именно после многочисленных ритуальных убийств. Жители Чайеню строили дома на фундаментах из костей своих жертв.
— Очень мило!
Кристина размешивала сахар в чашке.
— Следовательно, последние слова в блокноте нужно читать как «эдесский подвал».
— Простите?
— Так сотрудники музея Шанлыурфы называют хранилище самых малоизученных экспонатов, относящихся к доисламскому времени. Запасник называют эдесским подвалом.
Роб состроил гримасу.
— Простите, Кристина, но я все равно не понимаю.
— Шанлыурфа сменила много названий, — пояснила Кристина. — Крестоносцы называли ее Эдессой — так же, как и греки. У курдов она носила название Риха.
— У арабов — Аль-Руха. Город пророков. Еще одно название — Орра. По-видимому, греческая форма сирийского Урха. Так что Эдесса и Орра — одно и то же.
— А Келлер?
— Это вовсе не имя! — Кристина победоносно улыбнулась. — Это немецкое слово, обозначающее подвал, погреб. Франц написал его с заглавной буквы, потому что немцы вообще пишут так все существительные.
— Ммм… кажется, начинаю понимать…
— Так что когда он писал «Орра Келлер», то имел в виду «эдесский подвал». В музее Урфы!
Кристина откинулась на спинку стула. Роб наклонился к ней.
— Значит, он сообщал: в эдесском подвале что-то есть.
— Но мы пока не знаем, что именно.
— Но зачем было вносить это в записную книжку? Разве для того, чтобы самому не забыть… о чем-то важном. И еще… Что значит это «cf»?
— Дайте подумать… Ммм…
— Это латинское сокращение. Confer. Сравни. Принято в научной литературе. Cf. Он имеет в виду, что нужно сравнить знаменитые черепа из Чайеню с чем-то из музейного подвала. Но там нет или, вернее, не было ничего достойного внимания. Я лично изучила все запасники, когда приехала сюда в первый раз. Однако не забывайте, — она подняла палец, словно строгая учительница, — Франц копал в Гёбекли еще и тайно, по ночам.
— Причем как раз перед тем, как его убили.
Она раскраснелась от возбуждения и, возможно, даже гнева.
— И вы думаете, он прятал свои находки там? В запаснике доисламской эпохи?
— Идеальное место. Самое пыльное во всем музее. Самая дальняя часть подвала. Безопасно, закрыто и фактически забыто.
— Ладно, — отозвался Роб. — Но ведь это всего лишь безумная гипотеза. Бездоказательная.
— Возможно. Хотя…
Тут до Роба дошло.
— Вы специально сказали это Кирибали?
— А его реакцию вы сами видели! Я права. В подвалах что-то есть.
Чай уже совсем остыл. Роб одним глотком допил его и посмотрел на Кристину. В ней определенно имелись потаенные глубины. Хорошо скрытое коварство.
— Значит, вы хотите пойти и посмотреть?