— Я не занимался с ним сексом. Просто не решился. У меня ничего не получилось. Я сделал ему предложение, я заплатил ему, но сделать ничего не смог. Я просто взял и ушел.
— Поднимайся. Ты пойдешь с нами.
— Вы должны подождать, пока не вернется моя жена, — мы не можем оставить моего сына одного.
— Ничего с ним не случится. Поднимайся.
— Дайте мне хотя бы умыться и остановить кровь.
Моисеев кивнул.
— Оставь дверь ванной открытой.
Тяпкин выскочил из кухни и поспешил в ванную, оставив окровавленный отпечаток ладони на двери, которую не стал закрывать за собой, как и было велено. Моисеев разглядывал квартиру. Лев сразу понял, что он завидует. У доктора оказался славный дом. Тяпкин пустил воду в раковину, намочил полотенце и прижал его к лицу, повернувшись к ним спиной. Он сказал:
— Я прошу прощения за то, что сделал. Но я никого не убивал. Вы должны мне верить. Не потому, что я надеюсь спасти свою репутацию. Я знаю, что со мной все кончено. Но того, кто убил мальчика, надо схватить.
Моисеев начал терять терпение.
— Идем.
— Желаю вам удачи.
Услышав эти слова, Лев ворвался в ванную, схватил доктора за плечо и развернул лицом к себе. Из руки Тяпкина торчал шприц. Ноги у доктора подогнулись, и он упал навзничь. Лев подхватил его, опустил на пол и вынул шприц из вены. Потом он проверил пульс. Тяпкин был мертв. Моисеев стоял, глядя на тело сверху вниз.
— Что ж, он облегчил нам работу.
Лев поднял голову. Из магазина вернулась жена Тяпкина. Она стояла на пороге, держа в руках сумку с продуктами.
1 апреля
Александр закрыл дверь билетной кассы. Нестеров сдержал слово. Его сексуальные пристрастия по-прежнему оставались тайной для всех. Никто из пассажиров не поглядывал на него со странным выражением в глазах. Никто из них не шептался за его спиной. Его семья не сторонилась его, а мать по-прежнему любила. Отец все так же благодарил его за упорную работу и трудолюбие. Они, как и раньше, гордились им. Но платой за сохранение статус-кво стал список с именами более чем ста мужчин, которых арестовали, пока он продолжал продавать билеты, отвечал на вопросы пассажиров и справлялся с маленькими повседневными заботами. Его жизнь вернулась в нормальное русло. Он ужинал с родителями и отводил отца в больницу. Он следил за чистотой на вокзале, читал газеты. Правда, он перестал ходить в кино. Откровенно говоря, он больше не бывал в центре города. Он боялся встретить кого-нибудь, например офицера милиции, который мог гнусно ухмыльнуться ему в лицо. Его мир сжался до крошечных размеров. Но это случилось еще тогда, когда Александр отказался от мечты стать атлетом, и он говорил себе, что привыкнет и приспособится, как приспосабливался раньше.
Правда же заключалась в том, что он все время спрашивал себя, когда мужчины догадаются о том, кто их предал. Может, им уже сказали. Уже по числу произведенных арестов можно было понять, что в камеры их сажали по несколько человек. И чем еще им заниматься, как не гадать, кто же составил это список? Впервые в жизни им стало нечего скрывать. И Александр вдруг понял, что он согласился бы обменять свою свободу на публичное унижение в одной из этих камер. Но ему там не будут рады. У него ничего не осталось — ни их мира, ни своего собственного.
Он закрыл дверь билетной кассы и запер ее за собой, а потом проверил замок, висевший на дверях в зал ожидания. Опустив ключи в карман, он вышел на перрон. Какая-то супружеская пара ожидала поезда. Они были знакомы, хотя он и не знал, как их зовут. Они помахали ему, и он помахал им в ответ. Подойдя к краю платформы, он стал смотреть на приближающийся состав. Поезд пришел вовремя. Александр спрыгнул с платформы и остановился на рельсах, запрокинув голову и глядя в ночное небо.
Он надеялся, что родители поверят записке, которую он оставил. В ней он объяснил, что так и не смог оправиться от разочарования, вызванного тем, что ему не суждено было стать бегуном на длинные дистанции. И что он никогда так и не простил себе того, что подвел своего отца.
Тот же день
Последние четыре года Нестеров только и делал, что обещал своей семье новое жилье, и это обещание вплоть до недавнего времени он повторял регулярно. Но теперь он больше не верил в то, что ему дадут новую квартиру, как не верил и в то, что если он и дальше будет работать вместе с женой не покладая рук, то их усилия воплотятся в материальные блага. Они жили на улице Кропоткинской, на окраине города, неподалеку от лесопильных заводов. Дома на этой улице строились кое-как, без всякого плана, и отличались друг от друга формой и размерами. Большую часть свободного времени Нестеров тратил на то, чтобы хоть как-то улучшить свои жилищные условия. Он был умелым плотником и уже заменил все оконные рамы и двери. Но с годами фундамент просел и дом наклонился вперед под таким углом, что входная дверь уже не открывалась до конца, упираясь в землю. Несколько лет назад он соорудил пристройку, которую приспособил под мастерскую. Вместе со своей супругой Инессой он делал там столы и стулья, обставляя дом новой мебелью. Впрочем, генерал столярничал не только для своей семьи; с заказами к нему обращались и соседи по улице. От них требовалось лишь принести ему пиломатериалы для работы, а потом, по мере возможности, отблагодарить едой или спиртным.
Тем не менее никакие ухищрения не были способны исправить недостатки, изначально присущие их жилищу. В доме не имелось водопровода, а ближайший колодец находился в десяти минутах ходьбы. Отсутствовала и канализация — уборная располагалась за домом. Когда они только переехали сюда, она была в ужасном состоянии и буквально разваливалась на глазах. Яма была неглубокой, а зайти внутрь было вообще невозможно — от жуткого запаха буквально выворачивало наизнанку. Нестеров соорудил новую уборную в другом месте, работая по ночам, чтобы побыстрее закончить ее. Он возвел надежные стены, выкопал глубокую яму и даже приспособил бочку с опилками, чтобы убирать за собой. Тем не менее он прекрасно понимал, что его семья живет в убогих и нищенских условиях, лишенная минимальных благ цивилизации, без всяких надежд на лучшее будущее. Ему исполнилось сорок лет. Заплата у него была меньше, чем у двадцатилетних сопляков, трудившихся на автозаводе. И его мечта — дать своей семье приличное и достойное жилье — рухнула.
Раздался стук в дверь. Было уже поздно. Нестеров, до сих пор не снявший форму, услышал, как Инесса вышла в сени. Мгновением позже она появилась на пороге кухни.
— Это к тебе. С твоей работы. Я не знаю его.
Генерал вышел в коридор. На улице стоял Лев. Нестеров обернулся к жене.
— Я сам разберусь.
— Может, вы пройдете в дом?
— Нет, это не займет много времени.
Инесса посмотрела на Льва и ушла. Нестеров вышел на улицу и закрыл за собой дверь.
Лев бежал всю дорогу. Известие о смерти Александра лишило его последних остатков благоразумия и осторожности. Он более не чувствовал разочарования и меланхолии, которые неотступно преследовали его всю прошлую неделю. Он пошел вразнос и ощущал себя частью жуткой абсурдной шарады — наивный мечтатель, жаждущий справедливости, но оставляющий за собой только смерть и разрушения. Его стремление поймать убийцу обернулось кровопролитием. Раиса знала об этом с самого начала, знала в лесу, знала два дня назад, она пыталась предостеречь его, а он рвался вперед, как ребенок в поисках невероятных приключений.