Прозвенел звонок, очень вовремя. Студенты, похоже, из уважения к дурному настроению Картера, собирали свои вещи гораздо быстрее, чем обычно.
— А насчет этой теории геохронологии, — повысила голос Кэти, перекрывая шум, — то это здорово. Лично я обеими руками — за!
Картер понимал, что Кэти просто хочет заверить его в том, что не все, что он сегодня говорил, у всех пролетело мимо ушей. Что ж, он был благодарен Кэти, но знал, что сегодня ему не удалось завладеть вниманием аудитории.
Обедать он отправился туда, где ему не грозила встреча ни с кем из коллег, — в кафетерий студенческого центра. Поставив на поднос «слоппи джо» [37] с жареной картошкой, он направился в самый дальний угол. Здесь было не так шумно. Картер сел лицом к стене, чтобы, не отвлекаясь, подумать о своем.
Но вот беда — о чем бы он ни думал, все было плохо.
Все началось с очередного визита к доктору Уэстону — консультации по результатам анализов. Картер не слишком стремился на эту встречу, но и не очень ее боялся. Он предполагал, что их проблемы с Бет не такие уж сложные и что за счет небольшой коррекции методов планирования семьи им удастся все быстро наладить. Они оба были молоды и здоровы, и вдобавок Бет была поборницей здорового питания. И если бы у Картера появилась веская причина, он бы тоже отказался от фастфуда.
Однако по выражению лица доктора Уэстона Картер еще до начала разговора догадался, что дело не только в диете. Доктор перебрал разложенные на столе бланки с результатами лабораторных тестов, поболтал с Бет насчет собственной коллекции картин и только потом заговорил о деле.
— Результаты ваших анализов, — сказал он, глядя на Бет, — таковы, что мы не находим никаких проблем с зачатием. При физическом обследовании не обнаружено ни закупорки фаллопиевых труб, ни каких бы то ни было еще отклонений от нормы. У вас все в полном порядке с кровообращением и гормональной функцией. Есть небольшая склонность к анемии, но ее легко устранить приемом препаратов железа.
Картер облегченно вздохнул. Хотя бы с Бет все было в порядке. Может быть, интуиция его все же подвела?
Но тут доктор Уэстон перевел взгляд на него, и Картер понял: нет, не подвела.
— В вашей истории болезни, Картер, записано, что в раннем подростковом возрасте вы переболели свинкой.
Свинкой?
— Да, переболел.
— А вы не помните, как тяжело перенесли эту болезнь?
Картеру сразу вспомнился тот месяц, когда он лежал дома с высоченной температурой. Родители устроили ему карантин в дальней комнате, где были задернуты шторы, [38] а на столике рядом с кроватью стояла чашка с жаропонижающим чаем.
— Да, довольно тяжело. Я месяц не ходил в школу.
Доктор Уэстон кивнул.
— Вы не помните, какие лекарства вы принимали?
Картер помнил, что принимал горы таблеток. Пару раз ему делали уколы в ягодицу, но какие именно это были лекарства, он понятия не имел.
— Вам придется спросить об этом у моей матери или у врача, если он все еще практикует. Он и тогда уже был пожилым человеком.
— Возможно, нам не придется этого делать. Думаю, совершенно ясно, что произошло, в особенности если учесть, что ваш семейный доктор практиковал в восьмидесятые годы и не располагал всей той информацией, которой мы располагаем сейчас.
От последних слов Уэстона Картеру стало не по себе.
— Вполне вероятно, что он прописал вам какие-то сильные антибиотики, — продолжал доктор Уэстон, — применение которых в начале периода полового созревания у мальчиков порой способно в дальнейшем отрицательно сказаться на потенции.
Картер попытался понять, к чему клонит Уэстон. Он, что, хотел сказать, что он — импотент? Потому что если он так думал, то…
— Я не предполагаю, что у вас есть какие-то сложности с эрекцией и даже эякуляцией, — сказал доктор Уэстон. — Ни вы, ни ваша супруга не упоминали ни о чем подобном.
У Картера отлегло от сердца.
— Однако неприятным побочным эффектом перенесенной в детстве свинки, а также мер, принятых для ее лечения, является развивающаяся впоследствии у некоторых мужчин стерильность.
Картер словно примерз к стулу. Бет тоже замерла.
— Мы провели два цикла исследования вашей спермы — для анализа вы предоставили нам достаточное количество материала. — Доктор Уэстон едва заметно улыбнулся, но что толку было от этого? — К сожалению, результаты получены одинаковые. Один процент жизнеспособных сперматозоидов, и их подвижность также нарушена.
Картер все еще не мог до конца осознать услышанное. Он был… стерилен?
— Вы хотите сказать, что я неспособен… стать отцом?
Доктор Уэстон откинулся на спинку стула и прижал ладони к крышке стола.
— С биологической точки зрения я бы сказал — нет. Но мне не стоит объяснять человеку вашего интеллектуального уровня, что быть отцом означает не только это.
В первую секунду Картер не понял, о чем речь.
— Вы, как семейная пара, можете иметь ребенка, если прибегнете, к примеру, к альтернативному источнику оплодотворения. Мы могли бы обсудить этот вопрос в другой раз, если вы пожелаете, когда вы все обдумаете и обсудите. С точки зрения физиологии Бет прекрасно годится на роль матери.
Картер почувствовал, как скользнула по подлокотнику кресла рука Бет к его руке. «Неужели у меня такие же холодные пальцы, как у нее?» — подумал Картер.
Значит, они могли иметь ребенка, по крайней мере Бет могла, с помощью чьей-то спермы. Но чьей? Друга? Родственника? Анонимного донора? «Да уж, — думал Картер, — выбор поистине неограниченный. Но как я могу выбрать?»
— Я понимаю, новость неутешительная, — сказал доктор Уэстон, — поэтому вам следует хорошенько, не торопясь, поразмыслить. Но позвольте высказать мое мнение: у вас есть варианты. Если вы хотите иметь семью, вы сможете и будете ее иметь.
«Конечно, — подумал Картер. — Но только чью?»
Он понимал, что прощальные слова доктора Уэстона должны были утешить и воодушевить их, но теперь, обводя взглядом кафетерий, глядя на веселую молодежь, он не чувствовал ни утешения, ни воодушевления. Дикие мысли приходили ему в голову. Каждый из этих парней мог бы стать отцом его ребенка, любой из них мог сделать для жены то, чего не мог сделать он, — помочь ей зачать дитя, передать свои гены следующему поколению. Казалось бы, что тут сложного? Но ему это было не дано. Он понимал, что думать так нельзя, саморазрушительно, но ничего не мог с собой поделать. И еще он не мог избавиться от чувства, что теперь, именно теперь, когда он узнал правду, он уже не настолько был мужчиной, как сегодня утром, когда ни о чем этом не ведал. Ему оставалось только надеяться, что у Бет не было такого чувства, хотя он знал, что даже если она так думает, то ни за что не признается.