Она нервно рассмеялась.
— До сих пор не пойму, хорошо ли это, но мне ужасно этого хочется. Мне кажется, я до сих пор не знаю, кто вы такой.
«Значит, все действительно должно начаться именно так».
Он шагнул к ней, склонил голову, словно большая золотистая хищная птица, и снял очки… и увидел в ее глазах изумление, страх…
Его руки коснулись ее плеч, у нее была горячая кожа, он почувствовал, как под его ладонями пульсирует ее кровь. Несколько легких движений, и алое платье, легкое, словно крыло бабочки, соскользнуло с ее тела и упало на пол. Он расстегнул бриллиантовую заколку, и каштановые волосы каскадом легли на обнаженные плечи. Он наклонился и прижал холодные губы к ее губам, к выгнутой шее, от которой исходил аромат гиацинта.
Ариус сбросил с плеч пиджак, одной рукой расстегнул воротник, потом пуговицы на сорочке. Он впитывал жар женского тела, а ее руки торопливо расстегивали ремень, стаскивали с него брюки.
В его голове звучали свист ветра, треск молний. Он видел огненный дождь. Стрелы пламени падали вниз, рассекая бескрайние темные небеса.
Кимберли качнулась назад, задела рукой туалетный столик. Флаконы духов со звоном повалились набок, другие попадали на покрытый толстым ковром пол. Она слышала только биение собственного сердца, она ощущала только аромат летнего сада после дождя, она видела только его глаза, затягивавшие ее в тайное море медового света. Она протянула руки к нему, к его гладкой безупречной коже… но кожа была холодна как лед. Она прикоснулась к чему-то жесткому и холодному, как та бриллиантовая заколка, что лежала у нее под ногами… А когда его пальцы притронулись к ее груди, она вздрогнула и поежилась.
— Ариус, — ошеломленно выдохнула она, — ты не…
— Нет, — услышала она его шепот, не слухом, а сознанием. — Нет.
А потом он овладел ею. Он набросился на нее, словно ястреб на свою жертву. Совершенно беспомощная, она все глубже погружалась в расширяющийся омут его глаз, в благоухание омытой дождем листвы. Слепящий свет заливал комнату. Казалось, здесь взорвалась сверхновая звезда. Все взрывалось вокруг нее, взрывалось и внутри нее.
«О Боже милосердный… — с ужасом думала она, окутанная и побежденная светом. — О Боже, что я наделала?»
Представители департамента пожарной охраны перерезали все электрические кабели, подведенные к этой части здания, но в импровизированной лаборатории все же было достаточно светло, и Картер мог все здесь достаточно тщательно осмотреть. Однако всевозможных обломков, разбитой аппаратуры и кусков искореженного металла оказалось гораздо больше, чем он себе представлял. Он не помнил, чтобы в лаборатории было так много вещей, откуда же теперь все это взялось?
В самой середине помещения, где когда-то лежала каменная глыба с погребенным внутри нее ископаемым, темнела яма, и сейчас она показалась Картеру более глубокой, чем он ее запомнил. Он подошел к краю воронки и, заглянув вниз, вспомнил о «Костяной шахте», в которую спускался на Сицилии. Стенки этой ямы тоже были сложены из глины и камней, здесь тоже пахло древней пылью и смертельным распадом. Но было здесь и еще что-то, чего он не заметил раньше: что-то маленькое, блестящее лежало на дне ямы. Картер присел на корточки, чтобы лучше разглядеть этот предмет.
Около фута длиной, что-то темное, отполированное, немного похожее на тросточку. Но все же видно было плохо. Картер оперся рукой о край ямы и спрыгнул вниз. Яма оказалась глубже, чем он думал. Он инстинктивно вцепился пальцами в глинистую стенку, но удержаться не смог и, приземлившись, поморщился от резкой боли в лодыжке. Когда-то, играя в баскетбол, он растянул связки на этой ноге. «Проклятье! Только этого мне не хватало». Затем посмотрел себе под ноги. На почерневшей от пожара земле лежал тускло поблескивавший предмет. Картер наклонился и подобрал его, а когда выпрямился и рассмотрел находку, был приятно удивлен…
Он находился не в яме, а в своей детской спальне, в городке неподалеку от Чикаго, в той самой комнате, где он лежал, когда болел свинкой. Так вот в чем дело! Это было не по-настоящему, это был сон. Только он не ощущался как сон. И предмет в его руке вовсе не казался игрой воображения.
А спальня была именно такой, какой он ее помнил. Над старым комодом на стене висел диплом в рамке, полученный Картером на научном конкурсе Вестингауз. [47] Дверцу гардероба украшал плакат из фильма «Индиана Джонс и искатели потерянного ковчега». А в старом кресле у окна сидела женщина с маленьким ребенком на руках и читала ему книгу.
Теперь он точно убедился в том, что это сон. Он никогда не приводил сюда девушек, тем более женщин с детьми.
Но когда он подошел ближе, женщина оторвала взгляд от книги, посмотрела на него и улыбнулась. Это была Бет. Но чей же тогда это был ребенок? Его? Но ведь это было невозможно. А вдруг нет? Вдруг доктора ошиблись? Ему вдруг стало так радостно и легко.
— Он… наш? — спросил Картер, глядя на маленького мальчика со светлыми волосами, прижавшегося к груди Бет.
Но она не ответила. Она стала дальше читать книгу. Картер увидел на обложке название и очень удивился. Это была «Энеида» Вергилия, причем в том самом издании, в котором он ее читал, когда учился в Принстоне. С каких пор такие книги читают детишкам на ночь?
— Вход в пещеру меж скал зиял глубоким провалом,
— прочла Бет нараспев.
Картер наклонился, чтобы лучше рассмотреть своего сына.
— Озеро путь преграждало к нему и темная роща… [48]
Волосы у мальчика были светлые, почти белые. Они свисали тонкими локонами.
— Черной бездны дыханье, все отравляя вокруг,
поднималось до сводов небесных…
Но когда ребенок сонно приподнял головку, Картер увидел, что на месте глаз у него…
— Птица над ним ни одна не могла пролететь безопасно…
Две зияющие дыры, словно выжженные в голове, и в обеих полыхало пламя…
Картер задохнулся, закашлялся и рывком сел на кровати. Сердце билось так отчаянно, что он испугался, как бы оно не выскочило из груди. Кожа была холодная, он весь покрылся испариной.
— Что с тобой? — испуганно спросила Бет.
Картер сглотнул подступивший к горлу ком и поежился.
Бет, одетая в свою любимую пижаму с рисунком в виде шкуры леопарда, приподнялась и накрыла плечи Картера одеялом.