Майкл кивнул.
— Нам, черт возьми, меньше всего здесь нужны дополнительные разбирательства, помимо тех, что и так свалятся на нашу голову со стороны ННФ и всех прочих агентств, курирующих нашу деятельность. Мне два года до полной пенсии, и я не хочу потратить их на заполнения бесконечных отчетов и дачу свидетельских показаний в суде. — Он махнул рукой на толстенную стопку документов и формуляров на столе. — Видите эту кучу бумажек? И это только повседневная рутина. Можете себе вообразить, что начнется, если информация о событиях последних дней просочится в свет.
Майкл мог себе это представить. Мысленно он уже начал прикидывать, что говорить — или не говорить — Гиллеспи во время их следующего телефонного разговора.
— Поэтому я прошу вас до поры до времени держать все в тайне. И кроме того, сделайте мне еще одно одолжение.
— Сделаю все, что в моих силах.
— Я хочу, чтобы вы втерлись в доверие к Эймс и стали… информатором, что ли. Называйте как хотите. Будете оказывать помощь Шарлотте, а заодно сообщать мне обо всем, что происходит: как себя чувствует пациентка, что делает и какие дальнейшие шаги в отношении ее нам, по-вашему, следует предпринять? Думаю, излишне напоминать, что мы имеем дело с беспрецедентным случаем, поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы работники станции узнали о том, что она здесь. Надо, чтобы все было шито-крыто.
— Но вы ведь не планируете полностью изолировать ее в лазарете? — забеспокоился Майкл. — Потому что тогда она просто свихнется. Я бы взаперти наверняка умом тронулся.
— Мы подумаем об этом, когда все немного утрясется. Во всяком случае, не раньше, чем получим дополнительную информацию от Дэррила и Шарлотты.
— А как быть с ее приятелем? — не унимался Майкл. — Мужчиной, которого она называет Синклером. Если прогноз погоды окажется верным, то можно нам будет вернуться на станцию «Стромвикен» и поискать его?
— Завтра, если погода улучшится. Может, целый поисковый отряд сорганизуем. — Но прозвучало это малоубедительно. Скорее всего Мерфи надеялся, что злополучный Синклер — по сути, очередная головная боль, с точки зрения начальника, — бесследно исчезнет, и поминай как звали. — Короче, не все сразу, — заключил О’Коннор. — Если она та, за кого себя выдает, и действительно очнулась…
— Другого объяснения ее появлению я не нашел, — перебил его Майкл. — Хотя, можете мне поверить, долго ломал над всем этим голову.
— Хм… Продолжайте и дальше ломать. Может, до чего и додумаетесь, — ответил шеф. — Но допустим, чисто теоретически, что вы правы. В таком случае она может подцепить от нас какую-нибудь инфекцию, против которой не имеет иммунитета. Что тогда?
Такой вариант развития событий Майклу в голову не приходил, и он издал задумчивое «гм».
— Видите? — Мерфи всплеснул руками. — Я должен предусматривать даже такие вещи, хотя я, конечно, не медик. Дьявол… будь я медиком, то давно решил бы, как поступить с Экерли.
Этот вопрос не давал покоя и Майклу. Объявления о смерти ботаника сделано не было, но кто-нибудь обязательно заметит, что Призрак, каким бы нелюдимым человеком тот ни был, бесследно исчез. Это лишь дело времени.
— Что вы сделали с телом? — спросил Майкл.
— Спрятали на продуктовом складе, — ответил Мерфи. — Я сообщил его матери о смерти — он жил с ней в Уилмингтоне, — правда, мне показалось, что она малость не в себе. Официальный отчет наверх я еще не отправил, потому что стоит мне это сделать, как сюда немедленно нагрянет целая делегация из чертова ФБР, чтобы расследовать, что за хрень у нас тут творится. Две смерти подряд — это явный перебор.
Весь модуль затрясся на своих цилиндрических опорах под натиском внезапного порыва ветра.
— Я попросил Лоусона сходить в ботаническую лабораторию и прибраться. Заодно и попытаться спасти что-нибудь из того, над чем Экерли работал.
Распоряжение начальник издал, конечно, хорошее и достойное похвалы, но Майкл очень сомневался, чтобы хоть кто-нибудь из сотрудников станции знал, как сохранить растения ботаника, в особенности орхидеи на длинных и хрупких стеблях. Все в природе Антарктики словно сговорилось против выживания, против жизни. Майкл встал и направился к выходу, думая лишь об одном — о женщине, которую вечная мерзлота вопреки всему пригрела у себя на груди и спасла от смерти.
— И помните, что я сказал про Элеонор Эймс, — окликнул его Мерфи. — Обращайтесь с ней с максимальной деликатностью, наладьте контакт, подружитесь и все в таком духе.
Надеясь, что девушка уже бодрствует, Майкл на всякий случай наведался в лазарет. Не хотелось выглядеть докучливым ухажером, однако желание поскорее узнать ее историю перебороло неуверенность. В рюкзаке за спиной у него лежали репортерский блокнот, авторучки и миниатюрный кассетный диктофон. Фотокамеру после некоторых колебаний он брать отказался, резонно рассудив, что в фотографировании есть что-то… вероломное. Фотоаппарат может смутить девушку, поэтому снимки пока подождут, решил он.
И все-таки он подспудно чувствовал, что для визита выбрал не самое удачное время. Майкл постучал в запертую дверь лазарета — прежде она была всегда открыта нараспашку. Было слышно, что внутри с чем-то возится Шарлотта.
— Да? — крикнула врач. — Кто там?
Он назвал себя, и дверь отворилась — нешироко, а лишь настолько, чтобы Майкл смог просочиться внутрь. Шарлотта в зеленом медицинском халате выглядела раздосадованной. Элеонор не было видно; вероятно, она находилась в изоляторе для больных.
— Она уже проснулась?
Шарлотта вздохнула и кивнула.
— С ней все хорошо?
Шарлотта склонила голову набок и тихо произнесла:
— У нас тут то, что ты назвал бы техническими накладками.
— В каком смысле?
— Психологические и эмоциональные проблемы. Трудности с адаптацией.
Из изолятора послышалось тихое всхлипывание.
— Но это не совсем шоковое состояние, которого можно было бы ожидать при подобных обстоятельствах, — пояснила она. — Я только что дала ей легкое успокоительное. Оно должно помочь.
— Как думаешь, нормально будет, если я зайду и немного с ней поболтаю, пока лекарство не подействует? — шепнул Майкл.
Шарлотта пожала плечами:
— Кто его знает? Не исключено, что разговор поможет ей немного отвлечься, — сказала она и, когда Майкл двинулся к изолятору, добавила: — Если только не ляпнешь что-нибудь, что выведет ее из равновесия.
Как можно разговаривать с Элеонор Эймс и при этом гарантировать, что не ляпнешь чего-нибудь, что может вывести ее из равновесия? — недоумевал Майкл.
Войдя в изолятор, он увидел, что девушка стоит в пушистом белом халате и смотрит в узкое окно. Большая часть стекла была занесена снегом, и, кроме расплывчатой полоски света, сквозь него ничего не было видно. Когда Майкл пересек порог, она резко повернула голову, испуганная, растерянная, да и просто немного смущенная тем, что гость застал ее в неподобающем виде. Элеонор торопливо запахнула халат и снова уставилась в окно.