— Но должен сразу предупредить, — продолжал говорить сотрудник станции с сильным бостонским акцентом, — здесь далеко не всегда так комфортно.
И добрый южный ветр нас мчал,
Был с нами Альбатрос,
Он поиграть, поесть слетал
На корабельный нос.
В сырой туман на мачте он
Спал девять вечеров,
И белый месяц нам сиял
Из белых облаков.
— Господь с тобой, моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты? — «Моей стрелой
Убит был Альбатрос».
«Поэма о старом моряке»
Сэмюэль Тэйлор Кольридж, 1798
2–5 декабря
Первые дни пребывания на станции Адели слились в одну сплошную полосу. И не только потому, что произошло слишком много событий, а из-за притупившегося чувства времени. Когда солнце светит круглые сутки и по ночам его лучи пробиваются через щели в жалюзи, единственный способ понять, сколько сейчас времени — посмотреть на часы и для надежности уточнить у кого-нибудь, если цифры сбили вас с толку и вы все еще не понимаете, то ли на часах 11.30 дня, то ли 11.30 ночи. Но если со временем худо-бедно разобраться можно, то как быть с днями недели? Ведь ни утренних газет, ни программ телепередач, в которых можно было бы посмотреть число, здесь нет. Привычные ориентиры, с помощью которых раньше вы отсчитывали время и регулировали ход собственной жизни — во сколько ложиться спать и вставать, когда идти в спортзал или на занятия йогой, в каком часу уходить с работы и возвращаться домой, — здесь исчезали. Тут даже не имело значения, выходной сейчас или будний день, поскольку в Антарктиде вам вряд ли удастся устроить свидание, сходить в кино, по случаю заночевать в гостях или, например, отвести детей на тренировку футбольной команды. Обо всем этом приходится только мечтать. В Антарктике все находится в состоянии «свободного плавания», и вы либо заведете для себя новый распорядок — хоть какой-нибудь — и адаптируетесь к новым условиям жизни, либо постепенно свихнетесь.
— Мы называем это «пучеглазость», — проинформировали Майкла в первый же вечер в буфете. (Так уж повелось, что столовую называли буфетом; более того, термин так полюбился обитателям станции, что даже стал фигурировать в некоторых официальных документах.) Встретивший их мужчина в оранжевой парке и защитных темных очках оказался начальником станции Адели — звали его Мерфи О’Коннор. Ужинал он с новоприбывшими за одним столом, чем и воспользовался, чтобы объяснить им кое-какие правила и порядки, заведенные в лагере.
— Если вы очень долго усердно работаете, то теряете чувство времени и, сами того не замечая, начинаете бродить как зомби с выпученными глазами. — Он вытаращил глаза и втянул щеки, пытаясь изобразить измождение на грани помешательства.
Шарлотта улыбнулась, а Дэррил, выкладывая себе на тарелку очередную порцию тушеной фасоли, и вовсе рассмеялся.
— Для такого небольшого человека, как вы, аппетит у вас что надо. Впору лопату вместо ложки давать, — заметил Мерфи.
Майкл опасался, что Хирш воспримет реплику как оскорбление, но манера изложения мыслей у Мерфи отличалась такой простотой и бесхитростностью, что Дэррил нисколько не обиделся.
— Так вот, — резюмировал Мерфи. — Пока вы живете здесь, старайтесь придерживаться определенного распорядка. Кухня всегда открыта, так что можете в любое время сюда наведаться и урвать сандвич. Но если у кого-то из вас поедет крыша, тут уж пеняйте на себя и учтите: палаты для душевнобольных на базе нет. — Он бросил взгляд на Шарлотту. — Если только доктор Барнс не планирует устроить.
— Не горю желанием, — ответила она.
Мерфи продолжал излагать гостям длиннющий список других рекомендаций и запретов на станции Адели, делая упор на самые значимые.
— Никогда не покидайте базу поодиночке, — проговорил Мерфи, пристально заглянув в глаза каждому. Из-под огромных «летчицких» очков поблескивали большие карие глаза. — Год назад был тут у нас один парень — геолог из Канзаса, — которому приспичило выйти наружу и быстренько взять какой-то образец породы. Он ушел один, не сказав никому ни слова. Отыскали его только на третьи сутки.
— И что с ним случилось? — спросил Майкл.
— Провалился в ледниковую трещину и замерз. — Обреченно покачав головой, Мерфи отхлебнул кофе из кружки с изображением пингвина. — Иногда эти чертовы трещины в упор не видишь. — Он махнул рукой за спину в направлении кабинета. — Вот почему у нас в коридоре стоит доска. Если вы покидаете базу, то в обязательном порядке пишете на ней имя, цель выхода и когда планируете возвратиться.
Майкл уже не раз видел доску; последняя запись на ней сообщала что-то про взятие проб грунта в «Сухой долине 1».
— А когда возвращаетесь — целыми и невредимыми, — это тоже отмечаете на доске. Мне мало удовольствия обходить вечером каждую комнату да пересчитывать, кто из вас лежит в койке, а кто застрял снаружи. — Мерфи помолчал, затем улыбнулся собственным мыслям. — Знали бы вы, что мне доводилось видеть во время таких обходов!..
Ничего особо скабрезного Майклу на ум не пришло. Он окинул взглядом буфет, в котором сейчас находилось всего несколько человек; пару столов в буфете занимали молодые парни в синих комбинезонах обслуживающего персонала, а еще два — компания ученых. Майкл распознал в них представителей науки с такой же легкостью, с какой сделал это в аэропорту Сантьяго, когда впервые увидел Дэррила. Его внимание привлекла эксцентричная группа из трех человек — мужчина с седыми волосами, собранными на затылке в длинный конский хвост, и очках в металлической оправе на кончике носа, и две рослые широкоплечие блондинки — ни дать ни взять статистки из экранизации какой-нибудь древнескандинавской легенды.
Должно быть, Мерфи проследил за его взглядом, поскольку сказал:
— Мы называем ученых «пробирочниками». А они и не против. Кстати, нас они называют «батраками».
— И вы не против? — спросила Шарлотта.
— Мы-то, черт возьми, против, — ответил он с наигранным недовольством, — хотя все равно не принимаем подколки близко к сердцу. — Затем добавил совсем серьезно: — Мы все вынуждены опираться друг на друга. Без «батраков», которые содержат базу в порядке, поддерживают работоспособность дизельных генераторов, обеспечивают стабильное энергоснабжение, готовят пищу и убирают нечистоты, — кстати, по закону все продукты жизнедеятельности человека должны утилизироваться и вывозиться из Антарктики, — так вот, без нас «пробирки» и шагу ступить не смогли бы. А без них… — Он выдержал паузу, словно не зная, чем закончить фразу. — Гм… без них нам не приходилось бы торчать непонятно зачем у черта на куличках.
— По мне так идеальный симбиоз, — хихикнул Дэррил.
— Ну еще бы, — ответил руководитель станции. — Вы сейчас говорите как типичный «пробирочник». Ладно, близится ночь, советую разойтись по комнатам и хорошенько отдохнуть перед долгим днем. Завтра вам всем предстоит пройти обучающий курс в «снежной школе».