— Ночной горшок выносят каждую неделю, — заверил меня корабельный казначей. — Каждый горшок рассчитан не более чем на трех пассажиров, даже в кормовых каютах. Впрочем… — многозначительно добавил он и потер большим пальцем указательный.
— Моей сестре решительно не требуются особые условия, — заявил я шустрому малому, который удивленно вытаращился на меня в ответ.
Насвистывая, я развернулся на каблуках и оставил его прожигать мне спину взглядом. В таверне «У святого Антонина» меня ждал книготорговец, пообещавший мне достать книгу в переплете из кожи молоденькой девушки, которую, по слухам, содрали с нее живьем. Я был уверен, что пойму, так ли это, всего лишь прикоснувшись к ней. Книготорговец клялся, что эта маленькая эротическая штучка была переплетена в кожу с груди и что, открывая книгу, читатель брался за сосок.
Несколько сотен моих лучших франков, и этот деликатес стал моим. Он обошелся мне дороже, чем путешествие моей сестры на край света. Я почти не отрывал пальцев от этой книги, ожидая, пока будут готовы документы для отправки Марчеллы за тридевять земель.
Когда все приготовления были закончены, нотариально заверены и оплачены, расписки получены, а моя мать и жена — кратко проинформированы, я отправился к Марчелле на Сан-Серволо и сообщил ей о том, что ее ожидает. Я швырнул ей на колени развеселый томик «Жития святой Каталины», содержащий все славные подробности того, как эта досточтимая особа постилась, уродовала собственную плоть, отсасывала гной у больных женщин, пила кровь из раны в боку Христа и вышла за Него замуж, а Он в ответ подарил ей обручальное кольцо из обрезанной крайней плоти. Ничто так не располагает к приятному чтению, как долгое путешествие.
Сметливый читатель не удивится, узнав, как я начал этот разговор.
— Разумеется, — сказал я, — тебе будет немножко больно. И неприятно.
Марчелла Фазан
Долгое отсутствие Мингуилло, пребывавшего за границей, — мы не знали, где именно, и нам было все равно, — дало нам возможность лучше узнать друг друга, мягко и нежно. Мой дневник превратился в иллюстрированное любовное послание. Я выпрямилась и расправила плечи, чтобы видеть Санто издалека. Я стала лучше видеть, потому что в любую минуту в поле моего зрения мог оказаться Санто. Слух мой обострился настолько, что я слышала, как он улыбается на другой стороне острова.
У нас было мало радостей, но мы думали, что у нас есть время.
А потом вернулся Мингуилло и привез с собой новый шедевр на тему того, как разрушить мое счастье.
— Мингуилло планирует медленное убийство, — сказала я падре Порталупи, и у того вытянулось и побледнело лицо, — но руками других, естественно.
Это была наша первая по-настоящему откровенная беседа, когда без слез и причитаний я рассказала ему обо всех обидах и несчастьях, которые Мингуилло причинил мне с самого детства, о покушении на жизнь Ривы и Пьеро и о том, как он изувечил мне ногу.
— Но почему же ты молчала все это время? — спросил падре Порталупи. Он был совершенно разбит и уничтожен. В одно мгновение на него обрушилась вся тяжесть невольного пособничества. Я вспомнила слова Сесилии и поняла, что дурно обошлась с этим человеком, который с радостью согласился бы помочь мне. И теперь наконец я вознаградила его своим доверием, которое он давно заслужил.
— Я не молчала. Не могли бы вы сохранить для меня вот это? Я протянула ему страницы дневника, который продолжала вести на острове. Он открыл первую страницу, начал читать и заплакал. Перевернув ее, он обнаружил собственный портрет, очень похожий на оригинал. Перевернув следующую страницу, он наткнулся на портрет Санто.
Он мягко поинтересовался у меня:
— Наш доктор Спирито и есть твой Санто?
Я кивнула.
— Но Санто ни разу не оставался со мной наедине здесь, на острове.
— Этого можно было не говорить. Честь молодого человека не позволила бы ему поступить таким образом. В отличие от твоего брата. Я намерен положить этому конец, — заявил он.
Я сказала ему, что он ничем не сможет мне помочь.
— Мингуилло уничтожит вас, если вы хотя бы попытаетесь. К чему еще и вам приносить себя в жертву?
Я объяснила падре, что Мингуилло уже и так играет с ним, как кошка с мышкой. Если он захочет устроить Мингуилло неприятности, то рискует лишиться места.
— Вы стоите здесь между бедными пациентами и всеми модными теориями Парижа, которые поддерживают хирурги. Да вы и сами это прекрасно понимаете. Марта, Фабриция, все мои друзья — они нуждаются в том, чтобы вы защитили их. Кроме того, вам следует подумать о собственном положении. Нищий изгнанник никому не сможет помочь.
Потому что падре Порталупи походил на монахиню, обреченный на бедность своей профессией. Если Мингуилло добьется его отставки, воспользовавшись каким-нибудь искусственно раздутым скандалом в качестве предлога, то никто не возьмет опозоренного монаха на работу врачом и не позволит ему прикасаться запачканными руками к больной плоти пациентов.
— Неужели более некому помочь тебе, Марчелла? — упорствовал он.
— Дело сделано. Я еще несовершеннолетняя. У меня нет денег на адвоката. Мой брат уже договорился с монахинями Арекипы о том, что они возьмут меня к себе. Он сказал, что даже мои сундуки уже уложены и готовы к отплытию.
— А твоя подруга-художница, та самая… упрямица? Се… Се… Сесилия Корнаро? — запинаясь, выговорил он. Одно только ее имя приводило его в состояние тревожного беспокойства.
— Сесилия Корнаро сейчас в Вене. Полагаю, Мингуилло учел этот факт в своих расчетах. Мой брат сказал, что я отплываю завтра на рассвете. И что сюда, на Сан-Серволо, за мной придет лодка, которая отвезет меня прямо на корабль, направляющийся в Южную Америку.
Падре Порталупи встал с кресла, нетвердой походкой вышел из-за стола, и лицо его исказилось от боли. Он принялся слепо шарить на полках, что-то бормоча себе под нос. Он всунул мне в руки пучок трав.
— Это тебе на дорогу. Мята болотная — от морской болезни, и еще она годится для снятия болей в пояснице, ягодиц и бедрах. Ее хорошо принимать после долгой езды верхом. — А потом он взглянул мне прямо в глаза. — Но, Марчелла, это ведь не то лекарство, которое тебе нужно, верно? Прошу тебя подожди здесь, в моем кабинете. Я пришлю Спирито поговорить с тобой. Приватный разговор в такой момент не принесет вреда. Полагаю, он сможет помочь тебе лучше меня. А я позабочусь, чтобы вам никто не помешал, правда, недолго.
Доктор Санто Альдобрандини
Первый поцелуй или последний — кто может сказать, что это было на самом деле?
Джанни дель Бокколе
Наконец-то это случилось. Но в какое же неподходящее время, боже ж ты мой!
Санто все-таки признался в любви. И Марчелла не оттолкнула его. Из того, что я понял, благослови нас Господь, они поцеловались.