— Где твоя сорочка, распутница? — завизжала она мне в лицо, с жадностью пожирая взглядом рубцы от ран на моем теле и обдавая меня своим жарким зловонным дыханием.
— Вы сказали… — Я попыталась прикрыться неловкими руками.
Покачнувшись от очередного удара по лицу, я укрылась за ширмой и вновь натянула на себя сорочку.
— А теперь лезь туда!
Vicaria толкнула меня с такой силой, что я полетела в ледяную воду, ударившись головой о каменный бортик. Я погрузилась до самого дна, которое оказалось скользким и противным на ощупь, а потом, оттолкнувшись от него руками, устремилась вверх в пузырьках воздуха и нижней рубашке, облепившей мне лицо. По замерзшей щеке потекла теплая струйка крови.
Но она еще не закончила со мной.
Vicaria наступила мне на руку ногой в тяжелом башмаке. Я мельком увидела ее лицо. В нем не осталось ничего человеческого. Ее уродливые черты застыли в экстазе. Она выглядела так, словно не понимала, что делает.
А потом она наклонилась надо мной и сунула мою голову под воду, удерживая ее там.
Доктор Санто Альдобрандини
Мне нужны были деньги, поскольку я хотел оказаться рядом с той, кого любил.
Деньги. Жалкий и презренный металл, неспособный купить любящее сердце. Но они стали едва не самым главным в моей нынешней жизни, поскольку у меня их не было.
Раньше я презирал их, считая себя неизмеримо выше благородных господ, которые предавались стяжательству, вызывавшему во мне одно только отвращение.
На Сан-Серволо я зарабатывал немного, потому что предложил свои услуги чуть ли не даром только ради того, чтобы быть рядом с Марчеллой. И хотя я питался скудно, а одевался бедно, мне не удалось отложить ни гроша.
В Венеции мое имя было запятнано Мингуилло, посему я не мог зарабатывать на жизнь в качестве хирурга у состоятельных клиентов. (Разумеется, чтобы добраться до Марчеллы, я готов был лечить даже испорченных патрициев.) Я практиковался на городской бедноте и проститутках, потому что Испанская мадам рекламировала мои услуги своим друзьям. С бедных пациентов я брал немного. Да и разве мог я поступить иначе? Но понемногу я начал копить деньги.
Их было недостаточно, и мне казалось, что я задыхаюсь, потому что нетерпение гнало меня вперед, заставляя изыскивать все новые способы заработка. Я стал меркантильным и расчетливым. Я нанялся в помощники к аптекарю и составлял для него лекарственные кашки. Я научился смело требовать свою долю прибыли. Но при этом искал и другие возможности заработать. Я подрядился портняжить. Скроить рубашку для меня было не труднее, чем зашить рану. В доках я разгружал деревянные ящики.
Деньги, деньги. Похоже, они не питали ко мне привязанности, но я час за часом терпеливо заманивал их к себе в карман. И звон монет радостно ласкал мой напряженный слух.
А потом ко мне пришел Джанни и сообщил, что Марчелла благополучно прибыла в Арекипу.
— Слава богу, — обнял я его. — Но откуда ты узнал, что она уже там, живая и здоровая? — вдруг требовательно спросил я, снедаемый подозрением и беспокойством.
— Сегодня утром Мингуилло столкнул повара с лестницы сразу после того, как получил письмо от priora из Перу, вот откуда.
Я поспешил за своей сумкой с мазями и примочками, чтобы подлечить беднягу повара. Но Джанни выставил перед собой руку.
— Санто, вы погибнете, если появитесь в Палаццо Эспаньол, и ваша смерть станет концом Марчеллы.
Я молча протянул ему лосьон из бараньей травы, достав его из кармана.
Монеты в нем негромко звякнули. Музыка денег, даже негромкая и жесткая, всегда внушает оптимизм: наконец-то я в этом убедился.
Марчелла Фазан
Когда я пришла в себя, то обнаружила, что лежу в своей комнате, a vicaria нигде не видно. Рядом с моей кроватью стояли откупоренный флакон с нюхательной солью и коробочка с нюхательным табаком. Моя дрожащая рука нащупала на лбу чистую льняную повязку. Шерстяной бурдюк с горячей водой покоился у меня на груди, которая отзывалась болью при каждом вздохе, словно ее долго и грубо растирали чем-то жестким. Рядом сидела дружелюбная priora, держа меня за руку. Она поднесла чайную ложечку с бренди, разбавленным водой, к моим губам и ловко протолкнула его мне в рот.
— Добро пожаловать обратно, — улыбнулась она. — Наконец-то нам удалось оживить вас. Вдобавок действие вакцины против черной оспы подвело вас к самому краю.
Я испуганно вскрикнула, когда обезображенное лицо вдруг появилось в поле моего зрения, за спиной priora. Она проследила за моим взглядом и увидела, что я смотрю на алтарь в дальнем конце комнаты.
— А, Марчелла, не бойся. Это твоя новая святая покровительница.
То, что я увидела, было не лицом vicaria, a грубой статуэткой святой, чье изможденное, осунувшееся лицо усеивали красные точки. Святая Роза из Лимы, поняла я. Моих портрета и статуэтки святого Себастьяна нигде не было видно.
— Чем я провинилась, матушка? — Зубы у меня выбивали дробь.
Priora объяснила мне, что в монастыре изображение святого Себастьяна находилось под особым запретом.
— Был издан какой-то ханжеский эдикт под тем предлогом, что его симпатичная внешность и обнаженный торс могут вызвать похотливые мечты и colore у монахинь.
— Мы в Венеции так говорим только о кошках, — сказала я ей.
— И поэтому кошки тоже запрещены здесь, — мягко продолжала она. — Тем не менее они пробираются сюда только им известными способами и живут среди нас. Синьор Россини даже написал дуэт для этих славных созданий, поэтому я не могу считать их сугубыми посланцами зла. И, раз уж мы заговорили об этом, я не виню тебя за твоих святых Себастьянов, дитя мое. Вероятно, твой брат невнимательно прочел условия нашего соглашения о твоем приданом.
«Напротив, он прочел их очень внимательно», — подумала я.
— Полагаю, что в Венеции женщины могу любоваться святым Себастьяном без каких-либо ограничений?
Я кивнула. Она окинула меня проницательным взглядом.
— Может ли быть так, что твой брат хотел поставить тебя в неловкое положение с самого начала? — Настоятельница взяла меня за плечи и заглянула мне в глаза. — Ты давно носишь эту тяжесть, дитя мое? Я имею в виду намерения твоего брата.
Ее интуиция поразила меня и привела в замешательство. Я вдруг отчетливо представила, как припаду к ее груди и расскажу ей обо всем. Но я боялась, что ее воображение упрется в стену цинизма и она сочтет, что я преувеличиваю. А мне будет очень трудно отказаться от ее нежности даже после столь краткого знакомства. Я укрылась за своим обычным отсутствующим и непонимающим взглядом, тем самым, что сослужил мне добрую службу в сумасшедшем доме на Сан-Серволо перед тем, как туда ко мне приехал Санто.