Я поднялся вверх по лестнице к кассе, заплатил свои 10 долларов и спустя несколько мгновений осматривал зал в романском стиле. Кроме меня здесь никого не было: сравнительно ранний утренний час и плохая погода удержали многих посетителей от похода в музей, и я предполагал, что во всем Монастыре бродило около дюжины зевак, не больше. Я медленно прошел через часовню Фуэнтидуэнья, остановившись, чтобы полюбоваться на апсиду и тяжелый крест, свисающий с потолка. Затем миновал монастыри Святых Гильермо и Кукса перед готической часовней и спустился на нижний этаж.
У меня было около десяти минут до встречи с Мики Шайном, поэтому я направился к Сокровищнице, в которой хранились манускрипты. Я вошел в современную стеклянную дверь и остановился в комнате в окружении панелей хоров аббатства Юмиэгес. Манускрипты хранились в стеклянных витринах и были раскрыты на страницах с наиболее красивыми образчиками книжной миниатюры. Я остановился на минуту перед прекрасным часословом, но в основном мое внимание было сосредоточено на посетителях.
Книга Откровения была источником вдохновения для художников-миниатюристов начиная с IX века, и, хотя циклы картин на темы Апокалипсиса предназначались для монастырей, они так же изготавливались для отдельных богатых покровителей. Некоторые из лучших образцов были собраны вместе для этой выставки, и образы Страшного Суда и наказания заполнили зал. Я немного постоял, разглядывая, как средневековых грешников разрывали пополам, насаживали на кол, пожирали и предавали другим адским мукам. Либо, как в Винчестерской Псалтири, мучили всеми способами сразу. Потом я перешел к работам Дюрера, иллюстрациям Кранаха к переводу Нового Завета Мартином Лютером на немецкий язык, потом к видениям красных драконов Блейка, пока, наконец, не увидел экспонат в центре экспозиции.
Это был Апокалипсис из Монастырей, датируемый первой половиной XIV века. Миниатюра на открытой странице была практически такой же, как и та, которую я нашел в книгах Братства. Она изображала многоглазое чудище с длинными паукообразными ногами, уничтожающее грешников копьями. В правом углу картины были нарисованы Христос и святые, бесстрастно взирающие на происходящее. Пояснительный текст в витрине сообщал, что чудовище уничтожает тех, чьи имена не занесены на скрижали божественной Книги Бытия. Ниже приводился перевод примечания художника, написанного по-латыни на полях: «Если имена спасенных должны быть записаны в Книге Бытия, почему бы и имена отверженных не вписать туда же, и в каком месте тогда их искать?»
Я услышал отголосок угрозы в адрес Мики Шайна и его семьи, прозвучавшей из уст мистера Падда: их имена должны быть вписаны. Вопрос, который задал художник, — быть вписаны, но куда?
Было уже десять часов утра, но я не видел Мики Шайна. Я вышел из Сокровищницы, прошел через Стеклянную галерею и открыл маленькую незаметную дверь, которая вела в часовню Трие. Кроме шума дождя единственным звуком, нарушающим тишину, был стук капель воды в фонтане посреди мраморной галереи, заканчивающейся высоким крестом из известняка. Справа от меня проход вел к часовне Беннефонта. Пройдя через нее, я оказался в саду лицом к Гудзону и береговой линии Нью-Джерси. Башня готической капеллы находилась правее от меня; налево была высокая стена ограды Монастырей, небольшой склон под нею порос травой. Другие две стороны квадрата, ограничивающего пространство сада, создавали крытые аркады.
Он был засажен деревьями и кустами, характерными для садов Средневековья. Каре, образованное четырьмя айвовыми деревьями, располагалось в центре, золотистые плоды на них только начинали появляться. Валериана росла в густой тени черной горчицы, рядом были тмин и лук-порей, любисток и шнитт-лук, марена красильная и подмаренник, — последние два растения использовались при изготовлении красок для книжной миниатюры в большинстве экспонатов центрального здания музея.
Мне хватило нескольких секунд, чтобы заметить новое дополнение в саду. Напротив дальней стены, перед входом в башню, находилась шпалера из грушевых деревьев, похожая на семисвечник. Стволы деревьев были похожи на крючки, а из центра каждого торчало по шесть веток. Голова Мики Шайна была насажена на ствол дерева в самом центре шпалеры, превращая его в существо из плоти и дерева. Похожие на завитки волос струйки запекшейся крови, стекающие с шеи и сливающиеся со струями дождя, контрастировали с бледностью его черт, а вода струилась по векам и стекала вниз. Оторванная кожа медленно колыхалась под ветром, сгустки крови окружали его рот и уши. Конский хвост Шайна был отрезан вместе с головой, и волосы теперь свободно прилипали к его серо-голубому лицу.
Я уже собрался вытащить пистолет, когда тощая, похожая на паука тень мистера Падда появилась из тени аркады справа от меня. В руке он держал «беретту», снабженную глушителем. Моя рука застыла на полпути. Он велел мне медленно поднять руки. Я поднял.
— Так вот вы где, мистер Паркер, — сказал он, и его глаза злобно вспыхнули. — Надеюсь, вам понравилось то, как я украсил это место.
Его рука с пистолетом взмахнула в сторону деревьев. Кровь и дождь слились у корней груши, создавая темное отражение того, что было наверху. Я мог видеть, как лицо Мики Шайна поблескивает от капель дождя, будто они оживляют и придают выражение застывшим чертам.
— Я нашел мистера Шайнберга в отеле «Копейка и гривенник» в Бовери, — продолжил он. — Когда они обнаружили то, что осталось от него, в его ванной, я испугался, как бы вскоре он действительно не превратился в дешевый, копеечный отель.
А дождь все шел. Он удержит туристов вдали от подобных мест, и это будет именно тем, чего желает мистер Падд.
— Это была моя идея, — продолжал он. — Я думал, что это будет в полном соответствии с эстетикой Средневековья. Казнь — да, именно казнь — была заслугой моих... помощников.
Далеко от меня справа, все еще незаметная в тени аркады женщина с изуродованным горлом стояла, плотно прижавшись к стене, открытый рюкзак был положен на камень перед ней. Она невозмутимо рассматривала нас, как Юдифь голову убитого ею Олоферна.
— Он долго сопротивлялся, — почти смущенно докладывал мистер Падд. — Но потом мы начали со спины. Нам понадобилось некоторое время, чтобы зажать сонную артерию. После этого он уже не так сильно отбивался.
Тяжесть «смит-вессона» под моей одеждой, его соприкосновение с кожей было обещанием, которое не будет выполнено. Мистер Падд сконцентрировал свое внимание на мне, слегка приподняв «беретту».
— Женщина Пелтье кое-что украла у нас, мистер Паркер. Мы хотим получить это назад.
Я наконец заговорил:
— Вы были в моем доме. Вы забрали все, что у меня было.
— Вы лжете. У старика этого не было, но, я думаю, это у вас. И, даже если и у вас этого нет, я подозреваю, что вы знаете, у кого оно.
— Апокалипсис?
Это была догадка, но очень хорошая. Губы мистера Падда скривились, однако он кивнул:
— Скажите мне, где он, и вы ничего не почувствуете, когда я убью вас.
— А если не скажу?