Все страницы, написанные красивым почерком с узорными начальными буквами, представляли собой отрывки из Откровения Иоанна Богослова. Некоторые были полными главами, другие — только цитатами, связанными по смыслу с темой иллюстраций. Стиль букв исходно относился к школе Каролингов, одной из версий прекрасного четкого письма, сформировавшегося под влиянием ученого англосаксонского происхождения Алькуина из Йорка, с присущими ему наклонными буквами и четкими простыми линиями для достижения большей разборчивости. Фолкнер при работе старался обойти места, в которых были естественные складки, дырки или царапины, а иногда маскировал их подходящими буквами или орнаментом. Заглавные буквы на каждой странице были унциальными, без острых углов и завитушек, каждая из них на пару сантиметров возвышалась над остальными, прописанными ровными рядами по линеечкам, нанесенным простым карандашом. Гротескные фигуры людей и зверей располагались у нижней части каждой такой буквы и вдоль вертикальных линий.
Но не эти буквы, а сами иллюстрации привлекали внимание в первую очередь. В них были заметны мотивы офортов Дюрера и Дуве, Блейка и Кранаха, более поздних художников: Герга, Мейднера и Масерила. Это не были копии с оригинальных иллюстраций, это были вариации на тему. Некоторые написаны яркими красками, другие — сажей, смешанной с чернилами, чтобы изготовить такую смесь, которая, застывая, выступала над поверхностью листа. Один из видов Пасти Ада, срисованный из Винчестерской Псалтири, украшал первую страницу: сотни тощих тел, скрученных в чем-то, похожим на гигантский рот чудовища — наполовину человека, наполовину рыбы. Зеленоватый оттенок, добавленный в рисунок человеческих тел, создавал впечатление, что они выступают из кожи, на которой написаны, а чешуйки чудища были раскрашены, каждая в отдельности, оттенками синей и красной краски. В другом месте я увидел четырех Всадников Апокалипсиса Кранаха, выписанных красным и черным; Жатву мира Бургмайера — в зеленых и золотых тонах; образ паукообразного чудовища, вдохновленный полотнами Эдуарда Георга и подписанный цитатой: Зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их. Здесь, на фронтисписе, была и вариация на тему Апокалипсиса работы Дуве (1555 г.), выписанная во всех деталях и изображающая святого Иоанна стоящим у врат большого города в окружении символов смерти, включая лебедя со стрелой в клюве.
Я пролистал всю книгу вплоть до последней иллюстрации, которая сопровождалась цитатой из Апокалипсиса 10:10: И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем.
Эта иллюстрация была подражанием Дюреру и также изображала Иоанна Богослова с мечом в руке в тот момент, когда он ест копию книги, которую я держал сейчас в своих руках, с костями позвоночника в корешке и пауком, держащим ключ в лапах, которого святой отправлял в рот. Ангел наблюдает за ним, ноги небожителя в виде колонн охвачены огнем, а голова подобна солнцу.
Фигура святого Иоанна была написана черной тушью, и его усилия были отражены очень точной прорисовкой выражения лица. Это был портрет Фолкнера — такого, каким он был в молодости и на фотографиях в газетах, опубликованных сразу после находки массового захоронения на севере штата. Я видел все тот же высокий лоб, те же впалые щеки и почти женский рот, те же прямые темные брови. Он был облачен в белый плащ, левая рука с мечом поднята к небу.
Фолкнер изобразил себя на всех иллюстрациях. Он был и одним из Всадников Апокалипсиса, и Пастью Ада, и святым Иоанном, он был чудовищем. Фолкнер — судящий, истязающий, пожирающий, убивающий, создавший книгу, которая стала свидетельством жестокой кары и сама по себе была этой карой. Она раскрывала правду о своем создателе: тщеславие и насмешка над тщеславием, произведение высокого искусства и работа каннибала. Это было делом всей его жизни, и началось оно, когда проявились человеческие слабости его последователей, и он отвернулся от них, уничтожив их всех с помощью своего выводка: сначала мужчин, потом женщин и, наконец, детей. Так он начал, так же и продолжал долгие годы, и его падение стало основой этой чудовищной книги.
Внизу каждой страницы, в правом углу, как сноски, стояли имена. Страницы, созданные из целого куска кожи, были подписаны одним именем, а те, которые были сшиты из кусочков, подписаны двумя, тремя, а то и четырьмя именами. Имя Джеймса Джессопа стояло на третьем фрагменте кожи, его матери — на четвертом, а его отца — на пятом. Остальные Арустукские баптисты тоже стали сырьем для большинства страниц книги, но здесь попадались и другие имена — я их не знал; судя по цвету чернил на коже, некоторые из них были относительно недавним пополнением. Имени Элисон Бэк среди них не было. Не было и Аль Зета, Джосси Эпштейна и Мики Шайна. Они все будут добавлены сюда позднее: как только книга возвратится к своему владельцу, он внесет сюда и Грэйс Пелтье, а может быть, и меня тоже.
Я снова вспомнил Джека Мерсье и книгу, которую он показал мне в своем кабинете: три полосы на корешке, изготовленные из золота, теперь превратились в кости. Такой мастер, как Фолкнер, просто не мог позволить, чтобы обожаемая им книга была просто украдена. И копия, подаренная Картеру Парагону, подтверждала это. Только теперь я понял, что у Фолкнера была гораздо более глубокая идея: создать текст, форма которого в точности бы отражала его содержание, книга о проклятии, сделанная из тел проклятых, письменный отчет о свершении Суда, созданный из останков осужденных.
И Грэйс удалось его обнаружить. Дебора Мерсье из ревности к старшей дочери своего мужа рассказала ей о существовании нового Апокалипсиса и его происхождении. К этому времени Джек Мерсье уже предпринял определенные шаги против Братства, заручившись поддержкой Обера, Бэк и Эпштейна, но Грэйс этого не знала, потому что это выходило за рамки того, что Дебора Мерсье собиралась ей сообщить. Она хотела подвергнуть риску жизнь девушки, а не своего мужа.
Грэйс встретилась с Парагоном и пыталась прижать его, сообщив, что ей известно о продаже Апокалипсиса, но Парагон был лишь марионеткой, и Грэйс, как умная женщина, быстро поняла это. Возможно, он побоялся рассказать Фолкнеру и Падду, что продал книгу, но еще больше боялся утаить от них визит девушки. Итак, Грэйс встретилась с Парагоном, дождалась, когда тот впадет в панику, проследила, как он поехал на север... Или ждала, пока они сами явятся к нему? Я подозревал последнее, потому что Парагон умер, поскольку не смог указать Голему место, где они скрываются. Как бы там ни было, Грэйс добралась до самых врат ада, собственного ада Фолкнера. И, едва представилась возможность, она проникла в их владения и смогла скрыться с книгой, которая свидетельствовала об истинной судьбе Арустукских баптистов, и в частности Элизабет Джессоп. Эта кража заставила Братство быстро предпринять ответные меры. Падд и остальные принялись разыскивать Апокалипсис, выявляя всех, кто действовал против них и для кого эта книга могла бы стать действенным оружием, способным заставить власти приложить еще большие усилия по розыску тел на озере Святого Фройда.
Я закрыл книгу, осторожно уложил ее в пакет, затем тщательно вымыл руки и лишь тогда взглянул на Рейчел и Луиса.
— Похоже, у нас появилось новое толкование слова «псих», — пробормотал Луис. — Ты знаешь, для чего нужна такая книга?