Женщина посмотрела на кирпич.
— Разумеется. Попытаюсь не забыть.
— Номер на четвертом этаже. Лифт там, слева.
Лифт пропах пережаренной пищей и людским потом. Аромат в ее комнате был немногим лучше. Повсюду на протертом ковре виднелись подпалины, большие черные круги, которые не могли оставить сигареты. К стене прижималась узкая железная кровать, номер оказался такой маленький, что передвигаться по нему можно было только боком.
Под грязным окном темнел радиатор, не подававший признаков жизни, рядом с ним стоял скособоченный стул. К стене крепился умывальник, над ним висело крошечное зеркало. Телевизор был привинчен тоже к стене, наверху, в правом углу комнаты. Она открыла дверь, полагая, что за дверью окажется ванная комната, но вместо этого в небольшом помещении обнаружила унитаз, сливное отверстие в центре пола и шланг для душа. Насколько она могла понять, принять душ можно было, лишь усевшись на унитаз или встав над ним, широко расставив ноги.
Она положила одежду на кровать, поставила зубную щетку и туалетные принадлежности рядом с раковиной. Потом посмотрела на часы. Было еще рано. Все, что она знала о том месте, куда направлялась, она почерпнула из единственного шоу по кабельному телевидению, но догадывалась, что активная жизнь здесь начинается только с наступлением темноты.
Она включила телевизор, легла на кровать и смотрела игровые шоу и комедии, пока не спустились сумерки. Тогда она натянула пальто, положила немного денег в карман и вышла на улицу.
* * *
Двое мужчин подошли к Алисе и снова что-то ввели ей. Считанные минуты потребовались, чтобы ее голова затуманилась, ноги и руки отяжелели. С ее глаз сняли темную повязку, и она поняла: конец близок. Как только к ней вернулось зрение, Алиса смогла увидеть, что один из мужчин был маленького роста и жилистый, с седой заостренной бородкой и редкими седыми волосами.
По цвету его кожи, рыжевато-коричневой, она предположила, что это и был тот самый мексиканец, который говорил с ней какое-то время назад. Другим оказался невообразимо толстый человек, огромный живот которого болтался, раскачиваясь, между бедрами, нависая и заслоняя пах. Его зеленые глаза утопали в складках, в поры на его коже въелась грязь. Непомерно раздувшаяся шея багровела, а когда он прикоснулся к Алисе, в ее кожу будто воткнули колючки и обожгли пламенем.
Двое мужчин подняли Алису с кровати и посадили в инвалидное кресло, затем покатили по полуразрушенному коридору, пока не привезли в облицованную белым кафелем комнату со сливным отверстием в полу. Они переместили ее на деревянный стул, кожаными ремнями привязали ей руки и ноги и так оставили ее прямо напротив длинного зеркала на стене. Она едва признала себя в отражении в зеркале. Серая бледность проглядывала сквозь ее темную кожу, как если бы белый человек аккуратно надел негритянскую полупрозрачную маску поверх лица. Ее глаза были налиты кровью, в уголках рта и на подбородке запеклась кровь. Прямо на голое тело был надет белый хирургический халат.
Комната ослепительно блестела чистотой, а свет люминесцентных ламп над головой беспощадно высвечивал черты ее лица, истрепанного годами потребления наркотиков и занятий проституцией. На какую-то секунду ей показалось, что она видит в зеркале мать, и это сходство заставило ее глаза заполниться влагой.
Прости меня, мамочка. Я никому не хотела сделать этим больно.
Ее слух обострился — последствие наркотиков, прокачиваемых через ее кровеносную систему. Изображение перед нею стало расплываться, меняться, принимать иные формы. Вокруг нее слышались голоса, они о чем-то шептались. Она попыталась повернуть голову и понять, кто это, но не смогла. Панический ужас накатил на нее.
Затем свет ламп исчез, и она погрузилась в полную темноту.
* * *
Женщина остановила такси и назвала водителю место, куда хотела ехать. Сначала у нее мелькнуло сомнение, не воспользоваться ли общественным транспортом, но она приняла решение пользоваться им только в светлое время дня. Ночью ей следовало путешествовать на такси, несмотря на расходы. В конце концов, вдруг что-то случится с ней в подземке или на остановке автобуса, прежде чем она успеет поговорить с ним. Тогда кто станет искать ее дочь?
Шофером такси оказался совсем молодой человек, белый. Таксисты в большинстве своем не были белыми, она это успела отметить еще раньше. Тех, кого она видела за рулем такси, можно было встретить разве только в больших городах и заморских землях.
— Мэм, вы уверены, что это — то самое место, куда вам надо? — удивился молодой человек.
— Да, — сказала она. — Отвезите меня в Поинт.
— Это неприятное место. Вы надолго туда? Не стоит там задерживаться, я могу подождать вас и привезти сюда обратно.
Она совсем не напоминала проститутку из тех, что он когда-либо видел, хотя он знал, что Поинт потакал самым разным вкусам. Нельзя сказать, будто место, где эта милая седовласая женщина остановила такси, отличалось особенной благочинностью, но таксисту не хотелось думать о том, что могло бы случиться, окажись она среди обитателей самого дна Поинта.
— Я все же пробуду там некоторое время. Не знаю, когда смогу вернуться, но благодарю вас за заботу.
Чувствуя, что он больше ничего поделать не может, таксист нырнул в поток и направился к Хантс-Поинту.
* * *
Он называл себя Джи-Мэк, он был плейа. Он одевался как плейа, потому что это составляло существенную часть такого явления, как плейа. В этом была вся суть. Золотые цепи и кожаное пальто, под которым изготовленный по специальному заказу черный жилет облегал голый торс. Штаны, специально скроенные широкими в бедрах, сужались к щиколоткам настолько, что он с большим трудом просовывал в них ноги. Пшеничные пряди волос скрывались под широкополой кожаной шляпой, а на поясе крепилась пара сотовых телефонов. Он не носил оружия, но оружие всегда оставалось под рукой. Это были его угодья, и на них паслись его «телки». Он надзирал за ними и теперь, за их задницами, едва прикрытыми короткими черными юбками из искусственной кожи, их титьками, выпирающими из дешевых белых не то бюстье, не то топов. Ему нравилось одевать своих женщин в одном стиле — нечто вроде бренда его фирмы.
Буквально все, мало-мальски заслуживающее внимания в этой стране, имело свой характерный отличительный знак, не важно, покупалось ли это в Баттерфризе, штат Монтана, или Эсвайпе, штат Арканзас. У Джи-Мэка работало не так много девочек, как у некоторых, но он только начинал разворачиваться. И имел большие планы.
Он наблюдал, как Шантал, эта высокая чернокожая проститутка с ногами столь тонкими, что он всякий раз поражался, как им удавалось удерживать ее тело, покачиваясь на каблуках, направлялась к нему.
— Глядим, с добычей, детка?
— Стольник.
— Стольник? Ты... мать твою... дуришь меня?
— Дела вялые, малыш. Ничего и не успела, так, всего-то пустые случаи, да сквалыга какой-то попытался надуть меня, только время потратила. Тяжело сегодня, малыш.