Но Рейчел только крепче прижимала дочь к груди и ничего не отвечала.
Уолтер Кол ответил мне на следующее утро. Я еще спал, когда он позвонил. Я направил ему факсом распечатку звонков с сотового телефона Эдди Тагера и попросил его посмотреть, что он мог сделать со всем этим. Если бы ему совсем ничего не удалось, мне было к кому обратиться, правда, уже в обход закона. Я только посчитал, что Уолтер сумеет получить нужную нам информацию быстрее, нежели я.
— Ты знаешь, что вмешательство в частную переписку считается преступлением во всех штатах? — уточнил для начала мой бывший напарник.
— Я и не вмешивался. Я по ошибке решил, что письмо было адресовано лично мне.
— Ладно, для меня звучит убедительно. Всякий может ошибиться. Но все же, вынужден предупредить тебя. Пойми, мне делают любезность, и нельзя же выходить за рамки, иначе мне перестанут доверять.
— Не переживай. Ты и так сделал для меня предостаточно.
— Переслать тебе список по факсу?
— Позже. Пока только прочитай имена. Выбери те, где звонили около часу дня. Того дня, что я отметил.
Примерно в это время Алису забрали с улицы. Кто-то же должен был войти в контакт с Тагером, чтобы сказать о залоге, и я надеялся, что, как только Тагер внес залог за Алису, он немедленно отзвонил тому абоненту.
Уолтер начал зачитывать имена, но я не узнал ни одного из них. По большей части мужчины. Два номера принадлежали женщинам.
— Повтори имена женщин.
— Гэйл Фридман и Хоуп Захн.
— Скажи, второе — корпоративный или частный номер?
— Сотовый. Счета идут на абонированный почтовый ящик в Аппер Вест Сайде, зарегистрированный на частную компанию «Робсон Риэлити». «Робсон» была частью «Амбассад груп», той самой, что контролировала переоборудование склада в Уильямсбурге. Судя по всему, Тагер дважды звонил по этому номеру в тот день. Один раз в четыре часа четыре минуты и второй раз в четыре тридцать пять. Больше звонков с его сотового не было до следующего полудня, ну а этот номер вообще больше не появлялся.
Хоуп Захн.
Я представил Секулу в его спартанской приемной, вспомнил, как он обращается к своей холодной красавице-секретарше с просьбой, чтобы его не беспокоили, в то время как сам разводит меня.
«Никаких звонков, пожалуйста, Хоуп».
Дни Секулы сочтены.
— Тебе это хоть как-то помогло? — спросил Уолтер.
— Ты подтвердил кое-что. Можешь переслать эту информацию по факсу в мой номер?
У меня был персональный факс на столе в углу комнаты. Я повторил ему номер.
— Я также проверил номер сотового телефона, который Джи-Мэк дал нам, — сказал Уолтер. — Это призрак. Если и существовал когда-либо, сейчас о нем нигде никакого упоминания.
— Я так и предполагал. Не имеет значения.
— Так что теперь?
— Я должен съездить домой, а там посмотрим.
— Посмотрим?
Все будет зависеть от любезности незнакомцев, я полагаю. Хотя не знаю, может, слово «любезность» тут совсем не подходит...
Я вышел попить кофе и по пути позвонил в офис Секулы. Какая-то девушка подошла к телефону, но по голосу я понял, что это не та секретарша Секулы, которую я видел. Эта девочка так весело щебетала, словно вылетела из птичьего вольера.
— Здравствуйте, соедините меня с Хоуп Захн.
— Ой, боюсь, ее не будет в офисе несколько дней. Я могу принять у вас сообщение.
— А как насчет мистера Секулы?
— Он тоже в отъезде, к сожалению.
— Когда вы ожидаете их обратно?
— Простите, — опомнилась секретарша, — не могу ли я узнать ваше имя?
— Скажите Хоуп, что звонил Эдди Тагер, — продиктовал я после некоторого раздумья. — В связи с Алисой Темпл.
По крайней мере Захн или Секуле, вернувшимся в офис, будет о чем подумать.
— У нее есть ваш номер?
— Она хотела бы думать так, — сказал я, затем поблагодарил ее за внимание и повесил трубку.
* * *
Санди Крэйн немного беспокоилась о муже, что означало что эта неделя превращалась в реальное «впервые» для нее. Впервые за последние годы на горизонте замаячили деньги; впервые возникло беспокойство за мужа (пусть и со значительной долей личного интереса), который до сих пор не вернулся домой от своего старого военного приятеля. Но он и раньше иногда не ночевал дома, так что его отсутствие пока не совсем выходило за рамки обычного. Правда, как правило, его отлучки совпадали со скачками во Флориде, да и нынешняя поездка имела цель, совсем необычную для той жизни, которую он вел последнее время.
Санди знала, что ее муж любит играть на деньги. Это немного волновало ее, но, пока он держался в пределах разумного, она не собиралась поднимать из-за этого шум. Если бы она начала пенять ему на его проигрыши, тогда и он мог бы, в свою очередь, решить обуздать ее траты, а, что уж там говорить, Санди любила побаловать себя. Она не исключала, что муж мог попытаться вычеркнуть ее из игры, но эти ее опасения не могли сильно разрастись: она твердо знала, что Ларри очень нуждается в ней. Он постарел и ослаб, у него не было друзей. Даже если тот заносчивый сукин сын, Холл, согласился, Ларри все равно надо держать жену под боком, чтобы удостовериться, что его не одурачат. Санди все-таки немного удивляло, что муж не позвонил ей из Джорджии накануне вечером, но и это было на него похоже. Может, откопал бар, где мог скулить и стонать всю ночь напролет или — если Холл все же пошел на сделку — немного расслабиться и отпраздновать это событие. Ну а теперь, вероятно, отсыпается где-то в номере мотеля между походами к унитазу. Ларри вернется, куда он денется.
Санди потягивала водку — еще одно «впервые» для этого времени дня — и снова размышляла над тем, как ей потратить деньги. Новая одежда для начала и автомобиль без всяких этих вонючих стариковских запахов. Ей также понравилась идея о молодцеватом малом с крепким телом и двигателем, который мурлыкал бы вместо покряхтывания, как у истощившихся двигателей тех мужчин, которые сейчас время от времени обслуживали ее потребности. Она не возразила бы даже против оплаты его времени. Уж в таком случае он тем более не сможет ей ни в чем отказать.
Раздался звонок в дверь, и она пролила немного водки в поспешной попытке подняться с кресла. У Ларри был ключ, так что это не мог быть он. А вдруг что-то случилось с ним? Вдруг этот ублюдок Холл позволил совести взять верх над собой и во всем признался полицейским? Если так, Санди Крэйн на суде прикинется тупее, чем дети из специальной школы, каждое утро проезжавшие мимо ее дома в небольшом автобусе, эти жуткого вида маленькие человечки, которые махали ей из окон, считая, будто она этому рада. Да пропади все пропадом, она мышей лучше переносила, а эти недоделки вызывали у нее только содрогание, хуже, чем змеи и пауки.