Семья передала отделению тетради, которые пациент несколько дней перед госпитализацией заполнял автоматическим письмом, записывая свою переписку с Богом. Обычным почерком пациента записан ряд вопросов, на которые Бог отвечает крупным детским искаженным почерком, который по существу является простым увеличенным вариантом обычного почерка пациента. Иногда почерк Бога настолько непонятен, что его невозможно разобрать даже самому пациенту, который в следующей строке просит более четкого ответа. Порой вместо ответа Бога стоят какие-то каракули. Содержание крайне стереотипно, наивно и лишено фантазии, полно чувства покорности и содержит указания относительно так называемой миссии пациента. Кроме того, пациент составил пару торжественных документов для человечества. В норвежской газете он отметил крестиком целый ряд статей.
Лечение:
Рекомендуется новая электроконвульсивная терапия.
Замечание: Несмотря на интенсивную электротерапию, не удалось добиться того, чтобы купировать аутоагрессивное поведение пациента. Принято решение зафиксировать его.
24 декабря 1943 года
Пациент впервые с момента госпитализации выказывает желание увидеть свою жену Амалие Йорт Ворнинг. Фру Ворнинг, которая кажется очень удрученной сложившейся ситуацией, пытается успокоить мужа. Первую половину дня они проводят вместе в палате. Уходя домой в середине дня, жена рассказывает медсестре, что ее муж более-менее спокоен, но бредит и уговаривал ее принести его радиопринадлежности.
Рентген: Время заказано.
Встреча под наблюдением, с присутствием стенографа. Ведет встречу психиатр, начальник отделения П. В. Левин.
03.45–12 часов 7 минут до захода солнца
Нильс пролистал остальные бумаги в истории болезни. Выписки из разговоров с пациентом, печать в верхнем левом углу: Одобрено для использования в преподавании. Он принялся читать:
Левин: Господин Ворнинг, присутствующий стенографист запишет нашу беседу. То, что я сам не должен писать отчеты после встреч с пациентами, экономит мне много времени. Так что это исключительно для моего личного пользования. Вы понимаете?
Ворнинг: Делайте что хотите.
Левин: Мне нужны некоторые подробности. Где вы родились?
Ворнинг: Я родился в Орхусе.
Левин: В 1897 году? Господин Ворнинг, я все-таки попрошу вас отвечать словами, иначе стенографист не может…
Ворнинг: Да!
Левин: Вы можете рассказать немного о том, из какой вы семьи? Кто ваши отец и мать?
Ворнинг: Отец работал в порту, мать занималась домом.
Левин: У вас было хорошее детство? Как вы сами считаете?
Ворнинг: Меня никогда не били и надо мной не издевались.
Левин: У вас есть братья и сестры?
Ворнинг: Были две, обе умерли от тифа, с промежутком в год. Мама никогда от этого не оправилась.
Левин: А отец?
Ворнинг: Стал больше пить. Намного больше.
Левин: Но вы ходили в школу? Что вы можете сказать о своих школьных годах, все ли было в порядке?
Ворнинг: Да.
Левин: Вы не замечали в себе ничего… необычного?
Ворнинг: Необычного?
Левин: Вы ничем не выделялись среди других детей? У вас были друзья?
Ворнинг: Да.
Левин: Может быть, вы чувствовали себя удрученным, пребывали в депрессии или…
Ворнинг: Мне кажется, я был таким же, как и все.
Левин: Что вы делали, когда закончили школу? Среднюю школу?
Ворнинг: Работал в порту вместе с отцом. Это были хорошие времена. Пока не случилось…
Левин: Что?
Ворнинг: Несчастье.
Левин: Какое именно несчастье?
Ворнинг: Он упал в воду. Думал, что лед достаточно крепкий. Мы даже вытащить его не смогли, он сразу скользнул под лед. Две недели спустя умерла моя мама.
Левин: Отчего?
Ворнинг: Она не обращалась к врачу, но кашляла так, что чуть не рвались легкие. И в то утро — ровно через две недели после смерти отца — у нее пошла горлом кровь. Очень сильно, я это отчетливо помню. Это было так ужасно. Несколько часов спустя она умерла.
Левин: Мои соболезнования.
Ворнинг: Это было лучшее, что с ней могло произойти. После смерти Теи и Анны она…
Левин: Это ваши сестры?
Ворнинг: Мне выдадут сегодня мое радио?
Левин: Что?
Ворнинг: Мой радиотелеграф. Я уже два дня его прошу.
Левин: Не знаю, я ничего об этом не слышал. Я попытаюсь выяснить, когда мы закончим. Давайте поговорим немного о вашей жене?
Ворнинг: Зачем? При чем здесь она?
Левин: Ну, тогда о вашей работе? Вы ведь…
Ворнинг: Я радиотелеграфист. У меня нет никакого специального образования, но мой друг, который… Мне обязательно перечислять все детали?
Ворнинг: Только те, которые необходимы.
Ворнинг: Ясно. Я работал в армии. Гитлер тогда совсем разошелся, и мне показалось… Короче, смысл был в том, чтобы я работал радиотелеграфистом.
Левин: Смысл. Высший смысл?
Ворнинг: Это вопрос?
Левин: Да. Вы можете объяснить, что случилось?
Ворнинг: Я напал на след чего-то. Да, именно так! Я напал на след чего-то важного.
Левин: На след чего именно?
Ворнинг: Люди умирают. По всему миру.
Левин: На войне?
Ворнинг: Нет, война, кажется, тут ни при чем. Они просто умирают.
Левин: Где вы об этом услышали?
Ворнинг: Они, должно быть, знали, что именно я могу перехватить в радиоэфире. Короткие волны. Длинные волны. Они как щупальца, которые шарят по миру. Как письмо в бутылке. И некоторые из них возвращаются обратно.
Нильс так погрузился в разговор полувековой давности, что слишком поздно услышал, как открывается дверь. Теперь он был в архиве не один.
04.15–11 часов 37 минут до захода солнца
Ханне стоило невероятных усилий даже просто открыть глаза. Она чувствовала тяжесть в теле, палата словно вертелась вокруг нее ленивыми овальными движениями, как если бы она находилась внутри аттракциона в дешевом луна-парке. Ханна не поручилась бы, конечно, но ей казалось, что они увеличили дозировку ее обезболивающих и что именно это делает ее такой вялой. Она боролась со своим организмом, пытаясь проснуться по-настоящему. Сказала себе, что сегодня уже пятница. Поискала глазами солнце. Шторы задернуты. До сих пор ночь? Пора вставать. Сегодня вечером, когда зайдет солнце… Она закрыла глаза на несколько секунд, всего на мгновение.