— Техника всегда была одинаковой?
— Ну нет, техника все время развивалась. В некоторых древних культурах просто втирали пепел в открытые раны. Викинги использовали розовый боярышник. Красота ведь стоит жертв, — опять высокий шепелявый смех.
Нильс вежливо улыбнулся.
— А как это делают сегодня? Чисто технически?
— Смотри, — он кивнул на машинку для татуировки, — иголка закреплена в этой трубке. Когда машинка включается, иголка движется вверх-вниз со скоростью примерно тысяча раз в минуту. Круто, да?
— И что она впрыскивает внутрь?
— Она ничего не впрыскивает. Внутрь вводятся чернила разных цветов. Тату-пигменты состоят из воды, глицерина и крошечных кристаллов. Это разноцветные инородные тела.
— Как-то не слишком полезно…
— Что, испугался? — Он криво усмехнулся. — Твой кофе тоже не очень-то полезный.
— И что, это действительно инородные тела?
— Иногда возникают проблемы, когда организм пытается отторгнуть кристаллы, и это вряд ли очень приятное ощущение. В редких случаях пигменты могут пройти в лимфатические протоки, оттуда в лимфатические узлы и затем в кровь. Но соmе оn. [45] Я никогда с таким не сталкивался, а я уж знаю, о чем говорю, — он задрал майку и показал впечатляющую — и наводящую ужас — голову дракона. — Хочешь такую? Девок это заводит.
— Нет, спасибо. Я хочу, чтобы ты кое на что взглянул.
Татуировщик удивленно смотрел на Нильса, пока тот доставал фотографию из факса.
— Что это? — Он с интересом уставился на спину жертвы. — Так ты такую хочешь?
— Ты можешь что-то сказать об этой татуировке?
— Что сказать?
— Что это за узор? Что на ней изображено? Как это сделано? Сколько времени на нее понадобится?
Татуировщик молча рассматривал фотографию.
— Идем.
В подсобке царила совершенно иная атмосфера, комната походила на пристанище наркомана. Повсюду валялись иголки и пепельницы, на грязном столе стояла наполовину опустошенная бутылка виски. Спящий в своей корзинке щенок проснулся и с любопытством взглянул на Нильса.
— Не хочешь купить? Это американский стаффордширский терьер. Не смотри, что он пока такой милый, через полгода он сможет убить взрослую лошадь.
— Фотография, — напомнил Нильс, чтобы вернуть собеседника к теме разговора.
— А, да, — тот сел за шаткий столик и включил настольную лампу. — Говорю же, чего мне только не приносят и не просят нарисовать. Недавно один чувак приволок фотку пилотки своей телки. Хотел, чтобы я наколол ее на его члене, чтобы он всегда видел пилотку, когда дрочит.
Нильс кашлянул. Татуировщик уловил намек и замолчал, продолжая рассматривать снимок.
Нильс наблюдал за ним, ожидая хоть какой-то реакции, но ее не было. Ничего не происходило. Татуировщик продолжал молчать.
— Что скажешь? — спросил Нильс.
— Откуда это у тебя? — Он не отводил глаз от фотографии, даже когда наконец заговорил.
— Ты можешь сказать, что на ней изображено? Никакого ответа. Нильс не сдавался:
— Что это?
— Понятия не имею, но…
— Но что? — Нильсу было все сложнее скрывать раздражение. — Объясни, в чем дело. Сколько времени потребуется на то, чтобы сделать такую татуировку?
Татуировщик наконец-то поднял голову и взглянул на него.
— Ты не врубаешься. Это не татуировка. Я не верю, что это тату.
— Не татуировка?
Он покачал головой и поднялся:
— Нет, слишком тонкие линии. И очень много белой краски, которой мы практически никогда не пользуемся.
— Но что же это, если не татуировка?
Он только пожал плечами. Это уже не его проблемы.
Эльсинор
Впереди одиноко и покинуто простирались скованные морозом поля. Деревья на горизонте напоминали скелеты. Взрыв серого. Красивое зрелище для меланхоликов. И ужасно тоскливое для остальных — им остается только сбежать отсюда, как, например, сделала Катрине.
Дорога была свободна, никто не мешал, и Нильс ехал быстро. Свернул с шоссе на гравиевую дорожку, припарковался на этот раз у самого дома и вышел из машины, прихватив коробку.
Он сразу же увидел Ханну на мостках. Она стояла на том же месте, что и в прошлый раз. Он подошел к ней, но она не обернулась, хотя не могла не слышать его шагов.
— Вы же собирались уезжать?
— Я отложил поездку. Поймали что-то?
— В этом озере нет рыбы, — она обернулась и взглянула на него. — Хотя и утверждается, что ее здесь полно.
— Но она не клюет?
Она покачала головой.
— Наверняка ее отпугивает запах. — Ханна подняла руку с сигаретой. — Но рыбалка — просто одно из звеньев общего плана.
— Какого плана?
— Заниматься только тем, чего я никогда не делала, пока мой сын был жив.
Никаких слез в голосе. Ее лицо совсем не изменилось, когда она произносила эти слова, и это его напугало. Он знал, что когда такие холодные и сдержанные люди все же взрываются, это заканчивается плохо. Часто они пытаются увлечь за собой в бездну кого-нибудь еще — это было ему знакомо не понаслышке.
* * *
— Я знаю, здесь холодно, — сказала она, поворачивая ручку термостата. — Это были едва ли не последние слова Густава перед отъездом в Канаду: «Мы должны, в конце концов, разобраться с отоплением». Сказал — и уехал.
В рассказе не было никакой горечи, сообщила, и все.
— Так что, вы привезли мне кучу убийств?
— Да.
— Не слишком крепкий?
— Кофе? Нет.
— Я всегда пью такой, как смола.
Нильс открыл коробку и осторожно выложил на стол все до единой страницы.
— Это все из Венеции?
— Да, от Томмасо Ди Барбара. Полицейского, с которым вы разговаривали. Он прислал это сегодня утром, — Нильс уселся за стол.
— Вы уже читали?
— Проглядывал. Это скрупулезная подборка всех известных фактов о жертвах. Их жизнь, их поведение, их поступки. Ну и, конечно, их смерть: время, место, обстоятельства. Здесь… — Нильс бросил взгляд на последнюю страницу, — двести двенадцать страниц жизни и смерти. Что-то переведено с итальянского на английский гугловским переводчиком, но не все.
— Отлично, — она усмехнулась.
— Но сначала посмотрите вот на это. — Нильс вытащил из кипы бумаг фотографию спины жертвы и положил ее перед Ханной.