— Тогда я не имел представления, что еще можно сделать.
— А теперь?
Я уже собирался ответить, когда ее палец дотронулся до шрама на моей щеке — отметины, оставленной ножом Билли Перде.
— Как это случилось? — спросила она.
— Один человек полоснул меня ножом.
— И что ты сделал?
— Ушел, — ответил я после небольшой паузы.
— Кто это был?
— Билли Перде.
Зрачки Рейчел расширились, глаза округлились, словно что-то, дремавшее в ней, начало постепенно оживать. Это было видно не только по глазам, но и ощущалось в ее прикосновениях.
— Ему никогда не везло, Рейчел. Роковые случайности преследовали его от рождения.
— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь мне честно? — спросила она.
— Я всегда старался быть честным с тобой.
— Знаю. Но это особенно важно. Мне нужна полная уверенность.
— Спрашивай.
— Ты испытываешь потребность в насилии?
Я тщательно обдумал вопрос. В прошлом мною двигал мотив личной мести. И я причинял боль, убивал — из-за того, что сделали со Сьюзен и Дженнифер, да и со мной. Теперь стремление к мести истощилось слабея день ото дня, и освободившееся пространство заполнилось чем-то, дававшим надежду на исцеление. В некотором смысле я был повинен в том, что случилось с моей семьей. Не помышлял, что когда-нибудь покончу с мыслями об этом, но сумел-таки хоть немного отойти от нее, осознав свои промахи в прошлом и научившись не повторять их в будущем.
— Какое-то время тому назад — испытывал, — ответил я.
— А сейчас?
— У меня нет потребности в насилии, однако, если понадобится, я прибегну к нему. Не буду стоять в стороне и смотреть, как страдают невинные люди.
Рейчел наклонила голову и нежно поцеловала меня в щеку. Когда она отстранилась, в ее глазах светилась нежность.
— Так, значит, ты у нас ангел мести?
— Что-то вроде того.
— Тогда до свидания, ангел мести, — прошептала Рейчел.
Она повернулась, чтобы оставить меня и уйти назад, в библиотеку, к своей работе. И не оглянулась, уходя, но голова ее оставалась опущена, и я на расстоянии почувствовал, как тяжелы ее думы.
Самолет поднялся в небо и взял курс из Логана на север, сквозь холод, сквозь тяжелые облака, обволакивавшие его, как дыхание Бога. Я размышлял о шерифе Тэннен, которая обещала добыть самые последние из имевшихся фотографий Калеба Кайла. Они должны быть тридцатилетней давности, но и это уже кое-что. Я достал из папки деда смазанную газетную фотографию Калеба, снова и снова вглядывался в нее. Калеб напоминал скелет, на костях которого постепенно нарастало мясо, словно процесс распада медленно и необратимо пошел вспять. Фигура, менее телесная, чем собственное имя, — образ, созданный из теней, постепенно приобретал черты реальности.
«Я знаю тебя, — думал я. — Я знаю тебя».
Я прилетел в Бангор днем; забрал свою машину со стоянки у аэропорта и снова отправился в Темную Лощину. У меня возникло такое чувство, словно меня раздирали на части, причем каждая моя часть стремилась в те же места, к тем же выводам, что и остальные, но каждая двигалась своим, отличным от прочих путем... Калеб Кайл вернулся. Он убил девушку в Техасе вскоре после освобождения из тюрьмы. Вероятно, это стало местью всему обществу. Потом он взял себе фамилию матери и отправился на север, очень далеко на север. И, наверно, затерялся в лесной глуши.
Если Эмили Уоттс рассказала миссис Шнайдер правду, — сомневаться в этом не было причин, — значит, она родила ребенка и надежно спрятала его, потому что подозревала: отец ребенка — убийца молодых женщин. Она понимала: ребенок нужен ему для каких-то определенных целей. Требовался скачок в сознании — допущение того, что этим ребенком мог быть именно Билли Перде и что его отцом был точно Калеб Кайл.
Между тем Эллен Коул и ее дружок все еще не появлялись, как и Виллефорд. Тони Сэлли лег на дно, однако, без сомнения, все еще выискивал какие-нибудь следы Билли. У него не оставалось выбора: если он не найдет Билли, то не сможет возместить деньги, которые потерял, и его убьют в назидание другим. Я подозревал, что Чистюле было уже слишком поздно дергаться. Поздно было с того самого момента, как он решил приобрести ценные бумаги. А может, даже со времени, когда ему впервые пришла в голову мысль обеспечить себя на будущее при помощи чужих денег. Тони пошел бы на все, чтобы выследить Билли, но все, что он делал, все зверства, которые учинял, и все повышенное внимание, какое он привлек к себе и своим подручным, только снижали и снижали его шансы остаться в живых. Тони теперь походил на человека, оказавшегося в темном туннеле: он сосредоточил свои помыслы на единственном пятне света впереди и не отдавал себе отчета в том, что это прожектор локомотива, неумолимо несущегося ему навстречу.
Имелись и другие основания для опасений. Где-то во тьме затаился Стритч. Понятно, что он все еще хотел получить деньги, но гораздо больше жаждал отомстить за гибель своего партнера. Я подумал о трупе молодого бандита в Портлендском комплексе, последние минуты жизни которого отравили гадость и зараза, исходившие от Стритча. И еще о том страхе, который бедняга испытал. Без сомнения, на его месте я бы предпочел покончить жизнь самоубийством, если бы у меня был выбор.
Нельзя сбрасывать со счетов и старика, жившего в лесу. Оставалась надежда, что он знал больше, чем рассказал мне, что его оговорка о двух молодых людях в ответе на вопрос о девушке основывалась не только на разговорах, услышанных им в городе. Вот по этой причине мне и следовало сделать остановку в лесу, перед тем как вернуться в Темную Лощину.
Магазин в Ороно был все еще открыт. Хоть на вывеске над дверью слова «Стаки Трейдинг» и подсвечивались снизу, они писались в свое время от руки. Внутри воняло затхлостью и стояла удушливая жара. Кондиционер гудел так, что стекла дрожали, но он только гонял застоявшийся воздух. Какие-то парни в байкерских куртках рассматривали подержанные охотничьи ружья, в то время как женщина-кассир с подозрением косилась на них сквозь восьмигранную стеклянную коробку. В витринах хранились старые часы и золотые цепочки, а охотничьи ружья кто-то выставил прямо на стойку возле прилавка.
Я не мог точно сказать себе, что именно ищу, поэтому ходил от полки к полке, от старой мебели к почти новым чехлам для автомобильных сидений, пока кое-что не попалось мне на глаза. В углу, рядом с вешалкой для одежды на случай плохой погоды (главным образом, старых макинтошей и вылинявших дождевиков), в два ряда расположились туфли и сапоги. Большинство из них выглядели сильно поношенными, но «замберланы» сразу бросались в глаза: мужские ботинки, относительно новые и гораздо более дорогие, чем те, среди которых они стояли. Их явно недавно привели в порядок. Кто-то, возможно, владелец магазина, почистил их обувным кремом, прежде чем выставить на продажу.