Он оказался в окружении мужчин с суровыми жесткими лицами. У одного на плече висела винтовка М16, другим оружием служили ножи и топорики. Возглавлял их рослый человек с каленым цветом лица и темными с проседью волосами. Под градом ударов Байрон упал на колени. Теряя сознание, обессиленный болью и усталостью, он поднял глаза и успел еще заметить опускающийся на него топорик в руке великана.
Потом Эдварда Байрона объяла темнота.
* * *
Мы воспользовались кабинетом Дюпре, где настроенный компьютер был готов принять от Холдмана материалы регистрационной карты. Закинув ноги на подоконник, я сидел в красном виниловом кресле, вдоль и поперек заклеенном липкой лентой, так что при каждом движении раздавался хруст, как будто трескался лед. Напротив стояла кушетка, на которой я перед этим проворочался три часа в беспокойном сне.
Туисан уже полчаса как ушел за кофе и пока не появлялся. Я уже начинал волноваться, но тут из соседней комнаты послышался шум голосов. Я вышел из кабинета Дюпре в общее помещение следственного отдела с рядами металлических столов, вертящимися стульями и вешалками, доской объявлений и кофейными чашками, недоеденными пышками и пончиками.
Появился Туисан о чем-то взволнованно говоривший с темнокожим детективом, одетым в синий костюм и рубашку с открытым воротом. За ними Дюпре разговаривал с полицейским в форме. Заметив меня, Туисан хлопнул собеседника по плечу и направился ко мне.
— Байрону конец, — объявил он. — Свалка получилась приличная. Федералы потеряли двоих, еще пара ранены. Байрон пытался скрыться на болоте. Они нашли его с раскроенным черепом и ножевой раной во всю грудь. Возле него было полно следов, и рядом валялся топор. Федералы полагают, что это Лайонел Фонтено захотел поставить точку в этом деле по-своему.
Дюпре вместе с нами вернулся в кабинет, оставив дверь открытой.
— Это он, тот самый, — Дюпре легким жестом коснулся моей руки. — Они нашли колбу, как та, в которой было лицо... — он с трудом подбирал слова — ...как та колба, что получили вы. Еще был обнаружен портативный компьютер, части какого-то переговорного устройства кустарного изготовления и скальпели с остатками тканей. Большая часть найденного находилась в сарае в дальнем конце участка.
Я перекинулся несколькими словами с Вулричем. Он упомянул старые книги по медицине и просил передать, что вы были правы. Сейчас продолжаются поиски лиц жертв, но это может занять много времени. Сегодня начнутся раскопки вокруг дома.
Я не мог точно определить свои чувства. С одной стороны, я испытывал облегчение, потому что все закончилось и на мне больше не лежит тяжкое бремя. Но в то же время я был разочарован, ведь финальная часть этой истории прошла без моего участия: самом конце Странник все же ускользнул от меня.
Дюпре ушел, а я тяжело опустился на стул и уставился в окно, закрытое шторами, сквозь которые сочился солнечный свет. Туисан присел на край стола Дюпре и наблюдал за мной. Мне вспомнилось, как мы со Сьюзен и Дженни гуляли все вместе в парке. А еще я вспомнил голос тетушки Марии Агуиллард — она наконец обрела покой.
Тишину нарушил писк компьютера Дюпре, оповещавшего, что пришло электронное письмо. Туисан нажал несколько клавиш.
— Это данные от Холдмана, — объявил он, глядя на экран.
Я присоединился к Туисану, и вместе мы следили, как на мониторе сначала появились записи из карточки Лизы Скотт, а затем двухмерная карта ее ротовой полости с отметками о пломбах и удалениях, в заключение пришел панорамный рентгеновский снимок всех зубов.
Туисан вывел на экран из другого файла рентгеновский снимок, сделанный медэкспертом, и поставил два изображения рядом.
— На вид похожи, — заключил он.
Я кивнул, но мне не хотелось думать о том, что это значит.
Туисан по телефону сообщил Хакстеттеру о полученных материалах и попросил зайти. Медэксперт тщательно просмотрел файл, присланный Холдманом, и сравнил данные из него с рентгеновскими снимками, которые сделал с тела погибшей девушки. Наконец он поднял очки на лоб и придавил пальцами уголки уставших глаз.
— Это она, — решительно проговорил он.
Туисан откликнулся тяжелым прерывистым вздохом и печально покачал головой. Казалось, это была последняя злая насмешка Странника. Найденная девушка оказалась Лизой Скотт, урожденной Лизой Вулрич. Болезненный развод родителей тяжело отразился на ней. Она, можно сказать, стала эмоциональной жертвой этого развода. Мать стремилась начать новую жизнь, и ей не хотелось обременять себя рассерженной, обиженной, с мятущейся душой дочерью-подростком, а отец не мог дать ей поддержку и спокойную уверенность, в чем она так нуждалась.
Это была дочь Вулрича.
Голос отяжелел от усталости и напряжения. Я разговаривал и вел машину: ее перегнал из Нового Орлеана в Сент-Мартин один из помощников шерифа.
— Вулрич, это Берд.
— Привет, — безо всяких эмоций откликнулся он. — Что тебе уже известно?
— Что Байрон мертв и погибло несколько твоих людей. Сочувствую.
— Да, там была форменная заваруха. Они позвонили тебе в Нью-Йорк?
— Нет, — я колебался, говорить ему правду или нет, и решил, что не стоит. — Я опоздал на самолет и сейчас еду в Лафайет.
— Лафайет? Какого черта?! Что ты собираешься там делать?
— Так, поболтаюсь немного. — Мы договорились с Туисаном и Дюпре, что я расскажу ему, что была найдена его дочь. — Мы можем встретиться?
— Черт побери, Берд. Я еле на ногах держусь, — пожаловался он, но затем покорно согласился. — Хорошо, я с тобой встречусь. Мы поговорим о том, что сегодня произошло. Мне нужен час. Я подъеду в «Джаззи», это немного в стороне от шоссе. Тебе всякий укажет дорогу, — он закашлялся. — Твоя знакомая отправилась домой?
— Нет, она еще здесь.
— Это хорошо, — одобрил он. — Хорошо, когда в такие времена есть кто-то рядом. — И с этими словами он повесил трубку.
* * *
«Джаззи» оказался маленьким полутемным баром при мотеле со столами для игры в пул и музыкальным автоматом с записями в стиле кантри. За стойкой бара женщина заполняла витрину пивом, а из динамиков звучала мелодия в исполнении Уилли Нельсона.
Вулрич появился вскоре после того, как я приступил ко второй чашке кофе. В руках он нес канареечно-желтый пиджак, на рубашке подмышками темнели пятна пота, а на спине и рукавах виднелись грязные полосы. На одном рукаве рубашка была разорвана у локтя. Низ коричневых брюк и высокие ботинки густо облепила грязь, уже успевшая подсохнуть. Он заказал порцию бурбона и кофе, после чего уселся за столик рядом со мной. Некоторое время мы сидели молча. Вулрич выпил полпорции виски, начал отхлебывать кофе и только тогда заговорил:
— Послушай, Берд, — начал он, — извини за разлад между нами в последнюю неделю. Мы оба старались по-своему покончить со всем этим. Теперь, когда все закончилось, ну... — он пожал плечами, чуть наклонил стакан в мою сторону, словно чокаясь, и выпил виски, а затем знаком заказал еще. Под глазами у него залегли тени, сухие губы потрескались, и я заметил у основания шеи формирующийся фурункул. Виски обожгло ему рот, и Вулрич поморщился.