Дилани усмехнулся:
— Ты поразительная женщина, Кэтрин Адамс. Только при аресте не проси меня взять тебя на поруки. Я ведь простой городской парень.
— Ты водитель, — заметила она.
— Отлично — значит, я еще и сообщник.
Как и предсказывала Кэтрин, служащий отеля «Негреско» открыл дверь и вежливо выслушал просьбу Дилани, а затем без всяких колебаний принял пять евро. Они свернули за угол и вышли на рю де Франс, милую старинную улочку с дюжиной ресторанов. Подобно большинству европейских улиц, они меняли свои названия через каждый квартал. Рю Массена быстро перешла в рю Жофредо — и так далее через каждые двести ярдов. Дилани сразу заострил на этом внимание. Когда они в третий раз миновали уличный фонарь с табличкой следующей улицы, он остановился и начал осматриваться. Потом покачал головой. Если у французов такая прихоть, кто он такой, чтобы спорить с ними?
Они нашли небольшой ресторан с меню, приклеенным на двери, и столиками на свежем воздухе. Кэтрин заказала бокал белого вина, а он стакан пива к еде. Пока ждали заказ, Дилани взял английскую газету, которую кто-то оставил на столе, и стал просматривать.
— Французы мастера криминальной хроники, — сказал он.
— То есть?
— Их статьи похожи на романы. Однажды мне пришлось работать над одним делом вместе с парижскими полицейскими, и я просто подсел на французские сообщения о преступлениях. Плохо только то, что они пишут с продолжениями и надо обязательно читать первую часть, иначе ничего не понятно. Краткого содержания не дается.
Покончив с ужином, они еще немного погуляли, глядя на закрытые витрины магазинов, а потом вышли на Английский бульвар и направились к отелю. Несмотря на поздний час, множество людей гуляло по городу.
Ветер с моря посвежел и принес мокрый туман. Прохожие исчезали в темноте и появлялись вновь в желтом свете фонарей, превращающих бульвар в картину старых мастеров. Дилани снял куртку и накинул ее на плечи Кэтрин.
— Ты совсем притихла, — обратился он к ней. — Что-то тебя беспокоит?
— Я волнуюсь о Бесс, вот и все.
— Все обойдется, — заверил он. — Похоже, с ее мужем ничего серьезного. У меня в пресвитерианской клинике есть знакомый врач-невролог. Если хочешь, я позвоню ему и спрошу о состоянии Джека.
— Сделай милость. Джек хороший человек, и он ценит Бесс. Только действуй осторожно — не хочу, чтобы они подумали, будто мы суем нос в их дела.
— Мы именно этим занимаемся.
— Знаю. Только не надо допускать, чтобы они так думали.
Дилани полагал, что в их действиях нет ничего неприличного, однако не стал заострять эту тему.
Автомобиль ждал их. Рядом с ним у входа в отель стоял служащий. Он открыл дверцу для Дилани — Кэтрин сама села в машину — и скромно смотрел в сторону, пока тот рылся в бумажнике. На сей раз Джон протянул человеку всего один евро. Служащий взглянул на монету, презрительно поднял вверх бровь и пожелал им спокойной ночи.
— Если я когда-либо перевоплощусь, то явлюсь в образе служащего отеля, — заметил Дилани, заводя мотор.
Возвращались они довольно медленно из-за мокрой дороги и тумана. Прощаясь у двери номера Кэтрин, оба испытали мимолетное чувство неловкости, договариваясь встретиться за завтраком.
Кэтрин проснулась ровно в шесть утра. Ночью туман сгущался на всем побережье, окутывая рыболовецкую деревушку. Выйдя на балкон, Кэтрин вместо кристально-синего моря и покрытого зелеными деревьями холма увидела серо-белый мир.
— Вот так, — произнесла она, закрывая двери. Подумала, не пойти ли к Дилани, чтобы пригласить побегать вместе с ней, однако не знала, как ему это понравится в столь ранний час. Решив дать Джону хорошенько выспаться, натянула шорты, футболку и кроссовки, которые купила в Генуе, и спустилась вниз на завтрак.
Кофе прежде всего!
Официант расставлял приборы, когда Кэтрин сунула голову в дверь и спросила, открыт ли уже ресторан. Он жестом пригласил ее войти и сесть.
— Добрый день, синьора. Не хотите ли выпить чашечку кофе? Или вы предпочитаете сок?
— Доброе утро. Кофе, пожалуйста. Черный и поменьше сахара.
— А какая еда?
— Я бы предпочла свежие фрукты, если они у вас есть.
— Мы только что получили очень вкусные дыни. Я сам только что съел одну.
— Отлично.
Официант ушел на кухню и вернулся через некоторое время с тарелкой, на которой лежали кусочки дыни, и чашкой эспрессо. Кэтрин, нахмурившись, смотрела на него.
— Извините, но я просила кофе.
— Да, это кофе.
— Мне кажется, это эспрессо.
— А… вы хотите американо?
— Точно. Он у вас есть?
— Прошу прощения, нет.
— Какая жалость.
— В Риме нужно вести себя как римляне, правда?
— Но мы в Портофино.
Кэтрин вздохнула.
— Ну хорошо.
— Отлично.
Официант поклонился и ушел. Спустя несколько секунд Кэтрин собралась с духом и отхлебнула. Кофе оказался просто ужасным. Хуже того, пойло по консистенции напоминало грязь. Она поставила чашку на стол и отодвинула в сторону. Официант, стоящий у дверей кухни, смотрел на нее и улыбался, очевидно, удовлетворенный тем, что американка хотя бы попробовала. Кэтрин слабо улыбнулась в ответ. Однако как только он отвернулся, она схватила чашку и вылила ее содержимое в горшок с фикусом, стоящий возле стола.
— Прости, парень, — прошептала она, обращаясь к растению. — Я эту гадость пить не могу.
Фикус ничего не ответил.
В углу зала сидит Умар Махаран, бывший пассажир лайнера «Мажестик» и недавний гость торгового судна «Звезда Мэри», и безмятежно наблюдает за ней. Он держит перед собой открытую газету, однако все его внимание сосредоточено на Кэтрин. Взгляд его черных глаз лишен всяких эмоций. Так леопард смотрит на свою жертву.
Терпение, говорит он себе.
Махаран поворачивается к окну и видит окутанный туманом городок. Слабая улыбка появляется на его губах.
Терпение. Будет интересно.
Прошло почти пятнадцать минут, пока американка поела и встала. Не дожидаясь счета, Умар кладет несколько евро на стол и следует за ней, сжимая нож в кармане куртки.
Махаран одет в черную ветровку, штаны желто-коричневого цвета и консервативную синюю рубашку. Его легко принять за одного из туристов, нахлынувших в Портофино летом. Он идет за Кэтрин, держась от нее на почтительном расстоянии. Его не смущает то обстоятельство, что она вдруг переходит на легкий бег и исчезает в тумане. Судя по карте, в городке только одна большая улица. У американки небольшой выбор, куда пойти.