Диван под ней относился к редким предмётам — с позолоченными подлокотниками, резными лебедями. Дамаст цвета заката был теперь запачкан кровью Труита. Казалось, в такой комнате человек не знает, куда можно сесть: помещение было в таком ослепительном порядке, словно им вообще не пользовались.
Был здесь, правда, крепкий дубовый стул. Кэтрин решила, что вечерами хозяин курит на нем сигару. На низком простом столике имелись пепельница и коробка для хранения сигар. Там же лежали фермерские журналы, альманахи и гроссбухи. Рядом с ними стояла лампа; она ярко светила из-под абажура из цветного стекла с изображением осенних листьев и птичек в полете. Эти лампы Кэтрин видела только в отелях. Она никогда бы не подумала, что такой приземленный человек, как Ральф Труит, купит себе подобную вещь
«Судя по всему, он очень богат», — сделала вывод Кэтрин. Эта мысль согрела ее и вызвала улыбку. «0н не умрет. Что ж, это начало». Ее сердце сильно забилось, словно она собиралась украсть из магазина лайковые перчатки.
Сверху раздались тяжелые шаги. Один ботинок ступил на пол, другой. «А, это его раздевают, — поняла Кэтрин, — А меня не пустили, чтобы я не видела его слабость». В этом она была неправа — они не желали показывать его тело.
Часы мерно тикали. Ветер завывал и явно не собирался стихать. Кэтрин погрузилась в себя. Интересно, знает ли хоть одна душа на земле, где она сейчас? Может ли представить, как она сидит, сложив руки на коленях? Пальцы перепачканы кровью, подол порван, драгоценности потеряны.
Ей хотелось сигарету. Сигарету в маленьком серебряном мундштуке. И бокал виски, всего один бокал — унять дрожь. Но на новом месте другая жизнь. Сейчас она в доме Ральфа Труита. И поэтому просто сидит, сложив руки на коленях.
Здесь их четверо, каждый перемещается по комнатам этого дома. Она держала на коленях его голову, ее одежда промокла от его крови, тем не менее она одна. Всю жизнь одна.
Бывали моменты, когда она выбрасывала все из головы и смотрела на круговорот пылинок перед зрачками. В детстве это ее забавляло. Сейчас она видела эти пылинки как отражение собственных бесцельных движений по миру. Временами она так же сталкивается с другим человеком и плывет дальше, свободная и одинокая.
Кэтрин не знала, может ли быть иначе. Вдруг ей показалось, что ее планы — лишь пустые фантазии, неясно представленные, дурно воплощенные и, как всегда, обреченные на провал.
Она поднялась и пошла по комнатам. Их было немного, но все они были похожи: безупречно чистые, обставленные той же смесью деревенской и модной мебели. Столовая была крошечной, а стол накрыт на двоих. Она взяла со стола нарядную вилку, очень длинную и страшно тяжелую. Вилка сверкнула под светом лампы, когда Кэтрин перевернула ее, чтобы прочитать название фирмы-изготовителя: «Тиффани и K°, Нью- Йорк». Никогда еще она не видела такой красоты. Вдруг раздался голос миссис Ларсен:
— С ним мой муж.
От неожиданности Кэтрин уронила вилку. Стоявшая на пороге миссис Ларсен продолжала:
— Я приготовила ужин. Надеюсь, он еще не остыл, и вы можете поесть.
Служанка подобрала вилку, выпавшую из рук гостьи, и положила рядом с другими такими же массивными приборами.
— Я просто…
— Рассматривали. Я поняла. Садитесь. Через минуту я все подам. Полагаю, вы проголодались.
Кэтрин заняла место за столом. Она чуть не плакала. Потому что ей придется долго ехать назад, и потому что она одна.
Прозрачный горячий суп, ягненок, приготовленный во вкуснейшем экзотическом соусе — такой едой восхитились бы в любом ресторане любого города, где ей довелось побывать. Миссис Ларсен подала все с простотой и изяществом, которые удивили и порадовали Кэтрин. До сих пор она думала, что у нее нет аппетита, но проглотила все, включая десерт — меренги в блестящем шелковистом заварном креме.
Когда с едой было покончено, миссис Ларсен встала на пороге кухни. Сверху доносился топот ботинок Ларсена. Труит и слуга ходили туда-сюда, взад и вперед по спальне. По ковру, по полу, снова по ковру.
— Ужин был прекрасен.
— Я надеялась, что он будет праздничным, но… Но ведь будут и другие вечера, мисс?
Однако Кэтрин молчала.
— Надеюсь, вы будете здесь счастливы, — добавила миссис Ларсен, — В самом деле, надеюсь. Прием получился не таким, как хотелось, но мы приветствуем вас в нашем доме.
Гостья смутилась и покраснела.
— Вы великолепный повар.
— У каждого человека свой талант, — промолвила служанка. — У меня всегда были проблемы с иголкой. В кухне — другое дело. Даже после долгого перерыва я помню, что делать.
Кэтрин поднялась, и обе женщины смущенно посмотрели друг на друга. Вдруг Кэтрин почувствовала усталость. Она взглянула на потолок, на запачканные ботинки.
— Они справятся?
— Они знакомы с детства. Труит в надежных руках.
Миссис Ларсен начала убирать посуду.
— Я вам помогу. Я привыкла себя обслуживать.
— Вам лучше отдохнуть. Можете пойти спать, если хотите.
— Куда мне…
— Где спать? Я вам покажу.
Вытерев руки о посудное полотенце, миссис Ларсен лизнула пальцы и погасила свечи. Серебро перестало сверкать. Затем она вывела гостью из столовой, подхватила ее чемодан и стана подниматься по лестнице.
— Комната удобная. Оттуда видна река и домик, где живем мы с мужем.
Она отворила дверь в красивую спальню. Простая кровать с качественным бельем. Кружевной полог на четырех столбиках.
Чемодан миссис Ларсен опустила на кровать, после чего подошла к туалетному столику и наполнила фарфоровую чашу водой из кувшина, затем принесла из ванной красивый хрустальный стакан с холодной водой и поставила возле кровати. ,
— Удобства внизу, в коридоре. В помещении. Это впервые в наших местах. Я постаралась, чтобы все было хорошо. Вы, я слышала, из города.
— Но я вовсе не избалована.
— Вы удивитесь, сколько людей понятия не имеют, как пользоваться столовыми приборами. По тому, как человек ест, сразу можно сказать, откуда он. Вы бывали в цивилизованных местах.
Служанка удалилась. Кэтрин распаковала вещи, повесила в маленький шкаф свои жалкие уродливые платья, убрала белье в комод. «Это будет мой дом, — подумала она, — Это мои вещи, и я раскладываю их в своем новом доме». Последним предметом в ее чемодане был маленький голубой аптечный флакон. Она долго смотрела на него, сидя на стуле у окна, потом вернула в шелковый карман внутри чемодана, а сам чемодан задвинула под кровать.
Она отдернула тяжелые занавески и сразу почувствовала холодный воздух. Ее тело ныло от приятной усталости. Огни в доме освещали снег за окном. Кэтрин устроилась в маленьком кресле, обитом голубым бархатом, и задремала. В соседней комнате слышался топот ботинок Ларсена. Собственная жизнь казалась ей чужой и незнакомой.