Король с удовольствием рассматривал игру закатных лучей в темно-красном вине, на меня не смотрел, и его слова прозвучали как бы вскользь:
– А что другие?
Я пожал плечами.
– Не знаю, если честно. Думаю, и они поумнели. Видимо, стали нормальными членами общества.
– Надеюсь, – проговорил он с невеселой иронией, – барон Джильберт на плахе повзрослеет быстрее.
– Он уже повзрослел, – заверил я. – Пусть еще недостаточно для помилования, но очень важно, что все-таки добрался до семьи, повидался, увидел слезы жены и детей, скорбь престарелых родителей, выслушал их, еще раз подумал, чего раньше вообще не делал…
Он смотрел на меня с вопросом в глазах.
– И что?
– Когда поднимали мятеж, – пояснил я, – никто из них не думал ни о жене, ни о детях. Таковы мы, мужчины! В первую очередь – дело. А также честь, слава, подвиги, почтение в обществе… Но когда вы разрешили навестить семью для прощания, он увидел их скорбь, их слезы, увидел отчаяние жены и горе отца и матери…
Он слушал внимательно, задумался.
– Хотите сказать…
– Да, – подтвердил я. – Думаю, уже понял многое. До этого не ценил то, что у него есть семья, как это у всех нас бывает, а когда понял, что видит их в последний раз, и больше все, никогда… Знаете ли, это способно перевернуть душу даже матерого воина, а не только такого прекраснодушного… и не шибко умного, как вы сами наверняка заметили.
Он кивнул.
– Да, у них весь род таков. Прекрасные недалекие люди. Честные, но глупые. С такими хорошо иметь дело, когда они на твоей стороне. Когда нет – хуже не отыскать противников. Таких ни соблазнить, ни подкупить, ни запугать…
Я взглянул на опустевший фужер, подумал и наполнил его марочным коньяком.
– Это другое вино, Ваше Величество. Помогает заснуть крепким здоровым сном.
Он сделал глоток, надолго задохнулся, но великолепие незнакомого напитка заставило губы раздвинуться в счастливой улыбке.
– Да, – прохрипел он, – в самом деле… Конечно, даже после одного-двух глотков такого прекраснейшего вина… делами государства заниматься, мне кажется, не стоит.
– А мы уже все закончили, – заверил я. – С утра отправлюсь дальше.
Он полюбопытствовал:
– И часто вот так?
– Как?
– В одиночку? – пояснил он. – Без свиты?
– Чаще, – ответил я дипломатически, – чем хотелось бы. Вы же знаете по себе, как трудно подобрать умелых и толковых исполнителей!.. Чаще проще сделать самому, чем даже объяснить, что требуется…
Он вздохнул тяжело, пригорюнился.
– Горькая правда…
За дверьми послышались голоса, король поморщился, но дверь все же отворилась, заглянул важный дородный человек и сказал торопливо:
– Простите, Ваше Величество, что прерываю, но… еще раз простите, прибыл барон Джильберт Шервин, мятежник, как вы помните…
– Помню, – буркнул король. – Тащите его сразу на плаху, пока снова что-то не стряслось!
Тот моментально исчез, даже без поклона, я понял, что и здесь в узком кругу обходятся без формальностей, так что король в какой-то мере нравится, не дурак и не требует соблюдения протокола, когда это тормозит процесс.
Он поднялся, сказал обрюзгшим голосом:
– Пойдемте посмотрим?
– Сразу на плаху? – поинтересовался я. – Не на городской площади? Где весь народ увидит и оценит справедливость закона?
Он отмахнулся.
– Насмотрелись, когда там рубили головы основным зачинщикам. А мелких вешали. Три виселицы стояли! Для барона не стоит затевать все заново… А на задний двор дворца сбежится достаточно челяди. Зрители будут и всем перескажут.
– И то верно, – согласился я. – Когда зрелище с доставкой на дом, так даже комфортнее. Можно смотреть из окна, держа в одной руке пирог, в другой чашу с вином.
Мы покинули кабинет, короля тут же окружили его придворные, он отдал ряд коротких приказаний и, отпустив нетерпеливым жестом, повернулся ко мне.
– Вот сюда, Ваше Высочество. Там хороший балкон, прекрасный вид на задний двор. Я частенько любуюсь, когда там тренируются мои воины…
– А они, – сказал я понимающе, – видя, как за ними наблюдает сам король, из кожи лезут?
Он улыбнулся.
– Не без того. Но это же хорошо?
– Прекрасно, – воскликнул я. – Подданные должны стремиться вырвать похвалу даже у скупого на одобрение короля!
– Я не скупой, – заверил он. – Похвалы же ничего не стоят. С другой стороны, конечно, нельзя их обесценивать слишком уж…
Узким коридором вышли на просторный балкон, слуги за нами тут же принесли и поставили легкий столик и два плетеных кресла, которым не страшен дождь, если вдруг забудут убрать, а король наклонился над перилами и всмотрелся во двор.
– Мы вовремя, – сказал он довольно.
Из-за массивного левого крыла вышла группа мужчин. Во главе гордо и красиво идет молодой барон Джильберт, бледный, но решительный, в темном дорожном плаще, но на ходу развязал на горле завязки, небрежно сбросил на руки ближайшему из сопровождающих. И хотя там оказался не слуга, но весьма солидный придворный, тот принял покорно, все-таки последняя воля идущего на смерть.
Мы с королем с балкона наблюдали, как все остановились у помоста, там только плаха, за палачом послали в великой спешке, все должно быть наоборот: палач обязан ждать жертву, зловеще опираясь на огромный ритуальный топор, непригодный для яростной схватки в сражении, а выкованный специально для таких вот случаев.
– Отсечение головы, – сказал я, – должно быть нравоучительным зрелищем.
– Будет, – заверил король. – Уже говорил, на городской площади казнили всех главарей. Но и смерть барона засвидетельствуют многие. А без красной дорожки на этот раз обойдемся.
Ждать пришлось довольно долго, слуга дважды появлялся с кувшином в руках и наполнял нам кубки, наконец во дворе появился спешащий к помосту палач, огромный малый, на груди кожаный фартук, это чтоб не испачкать кровью одежду, на голове маска с прорезями для глаз.
Мне показалось, что сидит не совсем плотно, король покосился на меня, хмыкнул.
– Заметили?..
– А где настоящий?
– За городом, – объяснил он. – Там у него домик. О любой казни объявляют заблаговременно, так что никогда не опаздывает. Это с бароном исключительная ситуация.
– Лишь бы не промахнулся, – сказал я и передернул плечами. – А то одному рубили раз пять…
– Что? – спросил он с интересом. – Тоже новичок?
– Говорят, – сказал я, – враги подпоили палача, чтобы еще и казнь сделать мучительной. Тот все промахивался и рубил в спину…