И тогда он в кое-каких деталях рассказал ей о докладах следствий и о различных их странностях:
– У меня также есть адрес молодого человека, который проходил свидетелем по делу Джосси. Тоже караульный. Джеймс Гейтс. Вы не ходили на предварительное слушание, Маргарет?
– Да, я ходила, но ведь тогда я пила. Я едва ли что-то помню. Помню только, что мне ни разу не пришло в голову усомниться в том, что Джосси убила себя.
– Так вы не помните показания Гейтса?
– Очень смутно. Теперь, когда вы назвали его имя, смутно припоминаю.
– Да, и похоже, что коронер соображал в тот день тоже очень смутно.
Келли вкратце пересказал Маргарет Слейд показания Джеймса Гейтса.
– Все это очень настораживает, но коронер не предпринял ничего и вынес вердикт о самоубийстве, будто бы ему армия приказала. Как это низко, черт побери!
– И ваш следующий шаг – поговорить с Гейтсом?
– Абсолютно верно. С ним и с семьей Тревора Парсонса, конечно же. Я могу найти для вас новых участников кампании, Маргарет. Хотя с Джеймсом Гейтсом будет, думаю, посложнее. Вопрос в том, смогу ли я найти к нему правильный подход. Возможно, он все еще служит. И если он и вправду считает, что в этом деле что-то было нечисто, то он будет очень нервничать и бояться разговаривать со мной, да и с кем-то другим.
Келли на минутку призадумался.
– Я скажу вам, Маргарет, что мне хотелось бы получить от вас. Бумагу с подписью, дающую мне полномочия действовать от вашего имени. Если я собираюсь пробивать армейские заграждения, то мне точно понадобится что-то в этом роде, и вообще это письмо можно будет показывать разным людям. Я думаю, что вам надо составить список всех семей, чьи сыновья погибли в Хэнгридже, с кратким описанием того, что случилось, не забыть и подробности вашего дела. Вы сможете?
– Да, конечно. Я алкоголичка, но я не тупица.
– Алкоголичка, которая постоянно трезва, надеюсь.
– И я тоже на это надеюсь.
– Хорошо. Вы сможете отправить мне эту информацию по факсу? У вас есть факс?
– У меня нет. Но я могу воспользоваться факсом в магазине офисного оборудования через дорогу. Утром, как только они откроются, думаю в восемь часов, я сразу же отправлю.
– Отлично.
– Джон, то, что мы делаем, – это же не какой-то тайный заговор?
– Нет, Маргарет. Я твердо уверен в этом. На самом деле с каждым нашим новым шагом я обретаю все больше и больше уверенности. И что важно, мой друг из полиции, у которого очень хорошо развита интуиция в таких делах, думает точно так же. В противном случае я бы не стал затевать что-либо с такими взаимными обязательствами. Что-то происходит в Хэнгридже, что-то по-настоящему ужасное.
– Очень сложно не свихнуться от всего этого, не так ли? Я хочу сказать, что все, о чем мы с вами говорим, я снова и снова прокручиваю в голове. И если это действительно убийство, то кому же, ради всего святого, понадобилось убивать столько молодых солдат? И зачем?
– Я не знаю, Маргарет, и, чтобы быть честным с вами, я не знаю, узнаем ли мы это когда-нибудь. Но нет сомнений в том, что армия уже сумела с успехом замести следы, и единственное, что мы можем, – это предать дело широкой огласке.
– Вы произнесли это, Джон. И как!
Вешая трубку, Келли заметил, что снова широко улыбается. Он начинал понимать, к какому типу женщин принадлежит Маргарет Слейд. Ему нравились задорные умные женщины, которые не боялись вступить в бой. Но эта мысль вновь привела его к Карен Медоуз и к катастрофическому финалу их совместного вечера. И как только он это вспомнил, улыбка сразу же исчезла с его лица.
Карен была права. Он находится на грани эмоционального срыва. Он просто не мог разобраться в своих чувствах.
Маргарет Слейд сдержала свое слово. Факс пришел в девятом часу. Келли сложил его и убрал в верхний карман замшевой куртки на меху. Он ждал этого факса. Он уже был на пороге и собирался ехать в Эксетер, по последнему гражданскому адресу Тревора Парсонса. Будучи уже вовлеченным в расследование, Келли более не терял ни минуты.
До Эксетера было чуть больше сорока пяти минут езды. И в девять утра Келли уже притормозил у большого, одиноко стоящего дома на окраине города. Два маленьких мальчика, одетых чуть ли не в лохмотья, но в то же время как-то ухоженно выглядящих и буквально пышущих здоровьем, спорили около сломанного трехколесного велосипеда на тротуаре, прямо у дома.
Келли вышел из своего «MG», крупная женщина лет сорока с небольшим открыла переднюю дверь.
– Вы, двое, быстро в дом. Пока вы тут не устроили чего прямо на этой улице, – скомандовала она.
Хором прозвучало «ну мам» и мольбы оставить их на улице хотя бы еще чуть-чуть, но все же оба мальчика довольно послушно покорились. Они выглядели ровесниками, и, хотя Келли и не был мастером угадывать возраст детей, он был абсолютно уверен, что этим двум нет пяти. Но догадаться было не так уж сложно. Все-таки идет учебный год. И если они постарше, то должны быть сейчас в школе. А взглянув на женщину, которую они назвали мамой, Келли не мог подумать, что она допустит в этом деле какой-то беспорядок. Хотя она, пожалуй, старовата, чтобы быть мамой этих малышей.
Он заметил, что женщина с любопытством его разглядывает, что и это едва ли было удивительно. Все-таки незнакомец припарковал автомобиль прямо у ее двери и теперь стоит на тротуаре, беззастенчиво на нее уставившись.
– Миссис Парсонс? – спросил он.
Она выглядела озадаченно.
– Кто?
– Вы не миссис Парсонс?
Женщина помотала головой. Она была высокая, скорее ширококостная, чем полная. Ее длинные седеющие каштановые волосы обрамляли сильное доброе лицо.
– Возможно, у меня не тот адрес. Я хотел поговорить о смерти Тревора Парсонса.
– Тревора? Но, я думала, все уже закончилось. То есть, я хочу сказать, ведь прошел уже год…
Ее голос замолк.
– Так вы мама Тревора Парсонса?
– Нет. Нет. Не мама.
– Ну, в любом случае вы знали его?
– О да. Конечно. Послушайте, вам лучше войти.
Келли последовал за ней в высокий холл старой викторианской виллы. Внутри дом оказался таким же, как два малыша, что играли в маленьком переднем дворике, – немного обшарпанным, но в то же время ухоженным. Кафельный пол блестел, несмотря на то что кое-где отдельные плитки откололись и поломались, некогда белая краска потерлась и пожелтела, но тем не менее все было безупречно чистым.
– Давайте пройдем на кухню, – сказала женщина, ведя его в большую квадратную комнату, почти все место в которой занимали старая газовая плита и большой деревянный стол, накрытый пластиковой скатертью в цветочек. – Присаживайтесь, – сказала она, предложив любой из плохо сочетавшихся друг с другом стульев. – Вы из армии? Вряд ли я смогу что-то еще рассказать о Треворе. Его смерть была трагедией, но, полагаю, она никого не удивила.