Бернхард, поставив грабли возле зарослей бамбука, махнул рукой, и это означало, что он готов на все.
– Конечно, я не прочь попробовать. Если хорошенько поразмыслить, то полагаю, и у нас есть нечто подобное. Можно пойти и сделать массаж за счет банка. Но я никогда этого не делал.
Они направились по каменной дорожке к дому. Опавшие яблоки так и лежали неубранными под деревьями. Бернхард вовремя не позаботился об урожае, а теперь было уже поздно.
На улице было прохладно, и вернуться в дом оказалось весьма приятно.
– Тебе нужно раздеться до пояса, – сказала Ивонн.
Бернхард послушно расстегнул рубашку и огляделся с таким блеском в глазах, словно оказался не у себя дома, а в каком-то экзотическом месте.
– Мне сесть или лечь и вообще что мне нужно делать? – хихикнул он.
Ивонн принесла стул от обеденного стола.
– Вот, садись лицом к спинке, а спиной ко мне.
Бернхард сразу же выполнил ее указание и оседлал стул.
– Ну и что теперь? – спросил он нетерпеливо.
– Одну секунду.
Ивонн принесла диванные подушки и положила их на высокую спинку стула. Впрочем, она понятия не имела о том, откуда это взяла. Во всяком случае, ничему подобному на курсах ее не учили.
– Можешь положить голову на подушки. Хочешь, упрись лбом, хочешь – щекой.
– Так?
– Именно так, – кивнула Ивонн, недоумевая, откуда взялся у нее этот решительный тон. – Мне бы не помешало еще немного массажного крема, но можно обойтись и без него.
И она принялась массировать короткую толстую шею Бернхарда. Мужчина оказался мускулистее, чем она могла предположить: его мышцы были твердыми и выпуклыми, как корни деревьев. Вдоль позвоночника проходил длинный белый шрам, возле поясницы начинался другой, который, спускаясь ниже, скрывался под брюками.
– Несчастный случай, – пояснил Бернхард, почувствовав, как Ивонн провела рукой по неровности кожи. – Это случилось еще в молодости. Юность – опасное время.
– Да уж, – заметила Ивонн, но Бернхард больше ничего не добавил.
Она положила ладони по обеим сторонам его позвоночника и медленно провела вниз. Мужчина что-то тихо буркнул себе под нос: похоже, ему понравилось.
– Это движение Сорайя любит больше всего, – сказала Ивонн. – Она считает, что это лучше, чем секс с собственным мужем.
Ивонн почувствовала, как мужчина слегка вздрогнул, словно его охватил озноб. Когда она снова положила ладони на его плечи, он повернулся и коснулся ее руки губами – этот жест выражал нежность и искреннюю благодарность.
– А это – любимец Сирпы, он помогает от болей в суставах рук, – шепнула она на ухо Бернхарду и, скользнув руками по его плечам, поглаживающими движениями помассировала грудную клетку.
Тяжело задышав, мужчина положил руки на ладони Ивонн и крепко их сжал.
– Спасибо, Нора. Этого достаточно, – глухо отозвался он.
Бернхард, отстранив от себя Ивонн, встал и надел рубашку.
– Я что-то не так сделала?
Он покачал головой:
– Нора, я – женатый человек. И об этом не следует забывать ни мне, ни тебе.
Он отнес стул на место, резко задвинул его под стол.
– Но ведь ты не живешь в нормальном браке, – с некоторым упорством в голосе заметила Ивонн.
Бернхард медленно обернулся и посмотрел на Ивонн, словно она сказала глупость и даже ересь.
– Ты ничего не хочешь рассказать? Ты все еще от этого страдаешь? – продолжила она вкрадчивым тоном.
Бернхард молча застегивал одну пуговицу за другой.
– Она бросила тебя?
Не говоря ни слова, он накинул галстук на шею и вышел в коридор.
Ивонн побежала вслед за ним и встала за его спиной, когда он стал завязывать галстук перед зеркалом.
– Хелена уехала, – сказал Бернхард, стоя лицом к зеркалу. – Но она вернется.
– Ты в этом так уверен? – спросила Ивонн.
– Безусловно.
Завязав галстук, он так и остался стоять спиной к Ивонн. Она видела в зеркале, как его лицо приняло совершенно отсутствующее и враждебное выражение.
– Бернхард, – серьезно спросила Ивонн. – Где твоя жена?
Оба надолго замолчали. Их взгляды встретились в зеркале, словно смотреть так друг на друга было гораздо легче. Затем, тяжело вздохнув, он сказал:
– Хелена сидит в тюрьме.
Такого ответа Ивонн ожидала меньше всего. Он был слишком абсурден и невероятен для того, чтобы все это оказалось правдой. Несмотря на потрясение, она попыталась говорить спокойным тоном.
– И какой у нее срок?
– Десять лет.
– Десять лет? – Ивонн чуть не поперхнулась. – Тогда выходит, что она совершила тяжкое преступление.
Бернхард кивнул в зеркале:
– Самое тяжкое.
Этот ответ кружился у Ивонн в мозгу, но от этого не становился понятнее.
– Хочешь сказать… – растерянно пробормотала она.
Бернхард повернулся к ней и произнес:
– Хелену посадили за убийство.
Никогда еще Ивонн не видела, чтобы в чьих-нибудь глазах было столько всепоглощающей и разрушительной тоски. В глазах мужчины блеснули слезы, а затем скатились по щекам: его лицо исказила горькая гримаса. У Ивонн не хватило сил выдержать это зрелище.
Бернхард вслепую коснулся ее рук. Она обняла его, ощутив губами его влажные и соленые от слез щеки. Они простояли минут десять, пока вздрагивавший от всхлипываний мужчина не пришел в себя. Чтобы согреться, он сунул руки под свитер Ивонн, а она развязала галстук, только что завязанный с такой тщательностью.
Когда Бернхард окончательно успокоился, Ивонн взяла его за руку и, как ребенка, отвела в гостиную на диван.
– Рассказывай.
И он начал свой рассказ, словно это слово было для него неким паролем. Сначала говорил быстро и сбивчиво, но потом все спокойнее и размереннее, словно это повествование могло облегчить его страдания.
– Самое страшное в том, что именно я всему виной.
– То есть как?
– Я изменил ей с одной женщиной, в нашем летнем домике в Эсе. У Хелены возникло подозрение, и она также отправилась туда. И конечно же застала нас с поличным. То, что я сделал, не может иметь прощения. Хелена всегда была необыкновенной женщиной и никогда бы не предала меня. Мы познакомились с ней, когда мои дела были совсем плохи, и она спасла мне жизнь. И потом она застала меня в нашей супружеской постели с другой женщиной! Вполне можно понять, что она совсем потеряла голову от ревности, не так ли?
Ивонн кивнула.