Идя по магазину с тележкой, Рейне подогревал себя надеждой на то, что сумеет все исправить. Себастьяна надо было как можно скорее вернуть родителям, пусть даже без ведома Ангелы. Самое главное — выждать удобный момент.
Надо проникнуть в комнату Себастьяна и забрать оттуда ружье. По пути домой Рейне думал о том, как заполучить ключ от детской. Он только недавно узнал, что обе спальни запирались на ключ. Раньше они с Ангелой никогда не пользовались замками. Подумав, Рейне решил, что замки на обеих дверях могут быть одинаковыми. Возможно, что ключ от их спальни подходит и к детской. Надо будет попробовать этот ключ, когда Ангела выйдет с Себастьяном на лужайку.
По зрелом размышлении Рейне решил, что возвращать деньги родителям было бы в данный момент неумно. Во всяком случае, это надо сделать не сейчас и вернуть не всю сумму, так как деньги могут потребоваться для того, чтобы либо покинуть страну, либо залечь на дно. Конечно, самое лучшее — это оказаться вне подозрений и никуда не уезжать и не прятаться.
Он не стал рассказывать Ангеле о том, что услышал по радио, так как перестал доверять жене.
Как только Ангела и Себастьян уснули, Рейне взял деньги из кухонного шкафа и отнес их в мастерскую. Карманный фонарик он включил только после того, как вошел в сарай и запер за собой дверь.
На верстаке стояли друг на друге жестяные коробки, в которых Рейне хранил гвозди, шурупы и прочие нужные мелочи. Он опорожнил нижнюю коробку, положил туда деньги и снова составил коробки стопкой. Когда Ангела обнаружит пропажу денег, он скажет, что вернул их родителям Себастьяна.
В эту ночь Рейне не смог запереться в спальне, так как ключ исчез. Видимо, Ангела тоже думала над этим вопросом.
Похороны Бьярне были недолгими. Короткая, но очень трогательная церемония состоялась в маленькой кладбищенской часовне. Кроме Рейне, в ней участвовали женщина-пастор, две медсестры из больницы и солидный пожилой господин в строгом черном костюме. Рейне решил, что это официальный представитель общины.
Обговаривая церемонию с пастором, Рейне сказал, что погребение должно быть скромным, и вежливо, но твердо отказался от участия певчих.
Сестры спросили, где Ангела, и Рейне ответил, что она больна.
— Нервы, — тихо добавил он.
Сестры участливо кивнули. Обе ухаживали за Бьярне почти все время, что он находился в больнице. Они кормили, мыли и утешали его. Наверное, они и были его настоящими матерями. Рейне вспомнил виденную им во сне медсестру, разразившуюся истерическими рыданиями при виде страданий Бьярне. Эти медсестры не плакали, лица их были серьезны и сдержанны.
Церемония закончилась пением хорала «Прими руки мои». Пение было нестройным и фальшивым, и Рейне пожалел, что отказался от услуг профессиональных певчих. Но такая церемония поражала своей трогательностью, как пение детей, хоронящих птичку.
Маленький гробик с телом Бьярне остался в часовне. Потом его пепел развеют по памятной кладбищенской роще. Рейне подумал, что это будет самая подходящая концовка перемотанного к началу фильма. В этой его части Ангеле не было места.
Рейне оставил машину на кладбищенской парковке, но сразу в машину не сел, а решил немного прогуляться и привести в порядок свои мысли, прежде чем возвращаться к Ангеле и Себастьяну. Он шел по улицам, прилегающим к большому кладбищу, по незнакомым ему улицам, по кварталам с редким уличным движением, где жили спокойные люди, словно близость кладбища накладывала на них свой умиротворяющий отпечаток. Он представил себе, как в ветреную погоду пепел из памятной рощи осыпает своими светло-серыми крупинками желтые кирпичные фасады домов или невидимыми снежинками ложится на волосы играющих во дворах детей.
Он прошел мимо газетного киоска. С первых страниц кричали аршинные заголовки, призывавшие просто посмотреть на них. Рейне посмотрел… и увидел себя.
Толстые стекла очков, увеличивающие глаза, глубокие носогубные складки — все это смотрелось как оптический обман. Большой нос, толстые губы, сложенные в тупую ухмылку.
Рядом с его фотографией — фотография Ангелы. Желтые, с восковым оттенком курчавые волосы, облаком окружающие голову, лежащий на груди тройной подбородок, из-под насупленных бровей хмурый, обиженный взгляд.
Он понял, когда были сделаны эти снимки — совсем недавно, когда они фотографировались на паспорта.
Текст над фотографиями был набран заостренным четким шрифтом. Буквы были похожи на копья или кинжалы необычайной, глубокой черноты. Рейне никогда не видел такого черного шрифта. Текст гласил: «Похитители Себастьяна, ранее судимые за убийство».
Потрясенный Рейне вошел в магазинчик и купил газету. Позже он осознал, что это было опрометчиво с его стороны. Но все происходящее, казалось, не имело никакого отношения к реальности и представлялось абсурдной шуткой. Он чувствовал себя объектом съемки скрытой камерой, а надпись над фотографиями лишь подкрепляла его реакцию.
Он раскрыл газету и начал читать прямо на улице. Прочитав несколько строчек, он снова сложил газету и пошел к машине. Сосредоточившись на движении, он выехал из города, остановился на придорожной площадке отдыха и начал читать дальше.
«Женщина, похитившая пятилетнего Себастьяна Гильфорса, оказалась Ангелой Ольссон, сорока шести лет, ранее дважды осужденной за убийства.
Женщина исчезла из своей квартиры в центре Гётеборга 11 сентября вместе со своим мужем Рейне Ольссоном, пятидесяти шести лет.
К такому результату привел опрос соседей и жителей близлежащих домов в центре Гётеборга.
Один из свидетелей рассказал полиции, что его соседи 11 сентября покинули свою квартиру и больше в нее не возвращались. Жившая в той квартире чрезвычайно толстая женщина была одета в зеленое пальто. На голове у нее был повязан пестрый платок.
Этому описанию соответствует женщина, которая в тот же день, 11 сентября, забрала Себастьяна с детской площадки, на которой находилась группа детей из близлежащего детского сада.
Мужа этой женщины, Рейне Ольссона, часто видели на площадке, и он проявлял интерес к Себастьяну.
„Мы пока не знаем, каковы были мотивы похищения“, — говорит комиссар полиции Гётеборга Даг Теодорссон.
„Мы очень озабочены, — продолжает он, — тем обстоятельством, что эта женщина в прошлом была дважды осуждена за убийства“.
С молодого человека, задержанного во вторник, сняты подозрения в похищении. Полиция более не считает, что он имеет какое-то отношение к похищению ребенка. Тем не менее он оставлен под стражей, так как его подозревают в нападении на посетителей супермаркета в Фалькенберге.
К письму, направленному похитителями родителям, была пририсована свастика, но полиция считает, что нацистские организации непричастны к похищению.
„Насколько нам известно, супруги Ольссон не имели связей с нацистскими организациями. Судя по всему, они не состояли ни в каких организациях. Соседи единодушно утверждают, что Ольссоны никогда не проявляли интереса к политике. Свастика была пририсована, чтобы сбить полицию с верного следа“, — утверждает комиссар Даг Теодорссон.