Он вошел в лес. Сучья дубов кровлей нависали над замшелыми камнями и ковром из прошлогодних листьев.
— Фабиан!
Фредрик заметался по шуршащей листве, зовя Фабиана. В лесу играли свет и тени, взгляд путался в подлеске. Фредрик едва не упал, споткнувшись об остатки каменной ограды.
Потом он вдруг с ужасом вспомнил, что Оливия осталась дома одна. Надо бежать назад, вдруг девочка проснулась. Он еще раз позвал Фабиана и поспешил домой.
Фредрик взбежал вверх по ступеням лестницы, заглянул в детскую и облегченно вздохнул, увидев белокурую головку и маленький животик, равномерно поднимавшийся и опускавшийся в такт с ровным дыханием. Спустившись вниз, он вернулся к могиле Леонардо, откуда снова вошел в лес.
Он несколько раз пробежался по этому маршруту, изнемогая от страха за детей. Через некоторое время, показавшееся ему вечностью, он увидел, как Фабиан входит во двор через садовую калитку.
— Боже мой, где ты был?
Фредрик подбежал к воротам, чтобы подхватить сына на руки, но в двух метрах от него резко остановился. На поясе у мальчика болтался какой-то сверток.
— Что это?
Фабиан гордо рассмеялся и поднял то, что было веревкой привязано к его животу.
— Белка? Что это… Что ты?.. — Фредрику было нестерпимо стыдно, что он не может найти подходящих слов.
— Я ее застрелил, — гордо объявил Фабиан.
— Застрелил? Чем?
— Вот этим.
Фабиан показал отцу рогатку, сделанную из разветвленного сучка и полоски резины, вырезанной из велосипедной камеры.
— Я сам ее застрелил.
— Но зачем?
Фабиан удивленно посмотрел на отца. Он ожидал похвалы, и поведение Фредрика сбивало его с толку.
Фредрик склонился над белкой. На голове зверька зияла глубокая рана.
— Нет, — решительно произнес Фредрик. — Это сделал не ты, Фабиан.
— Нет, я!
Фредрик отобрал у сына рогатку.
— Откуда ты ее взял?
— Это моя рогатка. Отдай!
— Где ты ее взял?
— Я ее сделал.
— Я тебе не верю.
— Я видел по телевизору. Там один мальчик сделал рогатку и застрелил белку.
— Но откуда ты взял велосипедную камеру?
— Я нашел ее под лестницей.
— Под лестницей! Тебе никто не помог делать рогатку? Никто не показал тебе, как из нее стреляют? Отвечай и не ври.
Мальчик молчал.
— Я знаю, кто это был, Фабиан. Можешь мне все без утайки рассказать. Кто подарил тебе рогатку?
— Он, — тихо пробормотал Фабиан.
— Кто — он?
— Я скажу, если ты перестанешь меня держать.
Только теперь Фредрик заметил, что крепко держит сына за руку, и разжал ладонь.
— Итак, кто?
— Человек, который живет под лестницей.
Фредрик снова схватил Фабиана за руку, стараясь не причинить мальчику боль. Он опустился на колени, заглянул сыну в глаза и очень четко сказал:
— Ты не будешь больше встречаться с человеком под лестницей. Ты понимаешь, что я сказал, Фабиан? Никогда больше. Это очень злой человек. Очень нехорошо стрелять в белок из рогатки. Смотри.
Он развязал веревку, которой был опоясан Фабиан, и взял в руку мертвую белку.
— Смотри, ты ее убил! Это была веселая маленькая белочка, она прыгала с дерева на дерево, играя в лесу. Так же как прыгаешь и играешь ты. Она не сделала тебе ничего плохого, а ты взял и убил ее. Она уже никогда не будет играть и бегать.
Мальчик внимательно смотрел на белку.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Нет. Только чуть-чуть. Но мне очень грустно.
«И я боюсь, — подумал Фредрик. — Я страшно боюсь!»
Словно пращу, он раскрутил белку на веревке и отпустил. Описав высокую дугу, белка улетела через дорогу в поле.
Фабиан расплакался:
— Она была моя. Это я ее застрелил. Отдай белку мне!
Точно так же Фредрик выбросил и рогатку.
— Вот так. А теперь живо домой, мыться.
Он взял Фабиана за руку и повел в дом. Но мальчик вырвался и побежал на улицу. Фредрик поймал его за руку.
— Отпусти меня! Я хочу мою белку! Мне надо ее похоронить!
Фредрик взял Фабиана на руки и понес в дом. Сын кричал и извивался.
Пока они были на улице, проснулась Оливия. Держа вырывающегося Фабиана на руках, Фредрик взбежал вверх по лестнице. Оливия стояла в кроватке на коленях, ухватившись за решетку. Она захлебывалась слезами. Прядка волос прилипла к потному лобику.
— Ты мое сокровище. Папа уже пришел. — Фредрик попытался одной рукой достать дочку из кроватки, другой продолжая удерживать сына.
— Отпусти меня, засранец! — кричал Фабиан. — Мне нужна моя белка!
От ужаса Фредрик выпустил Фабиана.
— Кто научил тебя таким словам? Ты никуда не пойдешь, злой мальчишка!
От его громкого крика Оливия расплакалась еще сильнее.
— Ну, ну, ну… папа уже здесь. Уймись! Нет, нет, это я не тебе, мое сердечко. Это я не тебе сказал. О, какая ты мокрая. Сейчас ты получишь свежую…
Фабиан испустил дикий крик и рванулся так, что Фредрик едва не рухнул вместе с обоими детьми. Он отпустил Фабиана, и тот завопил еще громче, потому что упал и больно ушибся. Мальчик вцепился Фредрику в штанину.
— Ты плохой! Человек под лестницей намного лучше тебя!
Держа Оливию у бедра, Фредрик наклонился к орущему Фабиану и звонко хлопнул его по красному, искаженному яростью лицу. Он положил в кроватку Оливию — девочка снова принялась плакать, — схватил Фабиана, поднес его к кровати и швырнул на матрац. Оба ребенка ревели во всю силу своих легких. В крови Фредрика бушевал адреналин. В комнате витала какая-то злая, первобытная сила, что-то грубое и нечеловеческое.
— Тихо! Тихо, я сказал!
Его дети никогда еще так не кричали — этот крик уничтожал, разбивал вдребезги, стискивал голову железным обручем.
Он ткнул Фабиана лицом в подушку и приглушил на мгновение его крик, но отпустил, поняв, что мальчик начал задыхаться. Боже, что с ним происходит?
Спотыкаясь, он выскочил из детской, скатился по лестнице и выбежал в сад, в зелень, в сумерки.
Вернувшаяся около одиннадцати Паула нашла его спящим на складном стуле с исцарапанным лицом и в рубашке с оторванными пуговицами. Он был совершенно не в себе, когда она сумела, наконец, его растолкать и с дрожью в голосе спросить, где дети.
— Где? Да, где они, Паула?