— Она еще жива? — спросил Фредрик. — Мне надо с ней поговорить. Об истории дома и вообще.
Бьёрн в ответ пожал плечами:
— Она уехала года два назад. Так что вполне может быть и жива. Но наверное, уже слабоумная. Ей сейчас, если не умерла, что-то около девяноста. Можешь позвонить в Клёвергорден и узнать.
Клёвергорден оказался одноэтажным строением, но таким обширным и запутанным, что понять с первого взгляда, как он спланирован, было трудно. От входа расходились флигели с коридорами, вдоль которых располагались комнаты, где жили обитатели пансионата. Между флигелями, как между зубьями гребенки, были разбиты уютные садики, где старики могли гулять на своих колясках или костылях или сидеть на лавочках вокруг журчащих фонтанов.
В этом учреждении Фредрик и нашел Эльзу Стенинг. Она не гуляла по дорожкам и не сидела у фонтана, а копалась на картофельной грядке.
— Эльза, это Фредрик Веннеус. Он хочет с тобой познакомиться, — сказала молодая женщина, которая привела Фредрика на огород.
Эльза поднялась, опираясь на палочку. Она оказалась маленькой и хрупкой старушкой, одетой в брюки и рубашку. Седые волосы были повязаны маленькой косынкой. Она сняла садовые рукавицы и протянула Фредрику руку. Проницательные голубые глаза смотрели дружелюбно и не без любопытства. Фредрик от неожиданности даже отвесил, как мальчик, церемонный поклон.
— Ты слишком много работаешь на огороде, Эльза. Так нельзя, подумай о своем сердце, — укоризненно произнесла молодая женщина. — Ну ладно, не буду вам мешать.
— Я всего-то немного пополола картошку. За ней всегда надо следить, — объяснила Эльза, когда молодая женщина ушла.
Она наклонилась и сорвала два листочка.
— Это лимонная мелисса. Очень хороша в чае. Мы пойдем в мою комнату?
Они вошли на террасу и дальше в коридор с комнатами обитателей пансионата.
Фредрик ожидал увидеть старомодную мебель и поблекшие обои, фотографии детей и внуков и вышивки крестиком. Но комната Эльзы была обставлена светлой современной мебелью. На стенах висели фотографические постеры с природными мотивами: ветки, горные ландшафты, кувшинки на воде.
— Чаю?
Она уже держала термос над двумя керамическими чашками, стоявшими на столе.
— Да, охотно, — сказал Фредрик и, к собственному раздражению, еще раз поклонился.
Почему в обществе этой старой дамы он чувствует себя как школьник? Потом он вспомнил: Бьёрн Вальтерссон говорил, что раньше она была учительницей.
Он позвонил в Клёвергорден и узнал, что Эльза Стенинг жива, и он даже поинтересовался, как у нее с головой, так как Бьёрн сомневался по этому поводу.
— Иногда все хорошо, но иногда она путается в обстановке, — ответила директор пансионата для престарелых.
Фредрик, очевидно, попал в один из светлых дней. Эльза Стенинг принялась с живым интересом расспрашивать Фредрика о его работе. Она откуда-то знала, чем он занимается. Знала она и то, что Паула — художница. Мало того, он был пристыжен и ошеломлен тем, что Эльза, оказывается, даже была на ее выставке в элеваторе. Она знала, что они с Паулой переехали в ее бывший дом зимой. Поразительно, но она была осведомлена обо всех планах руководства общины, обо всех его проектах, даже о тех, которые не публиковались в газетах.
Для девяностолетней немного слабоумной старой дамы Эльза Стенинг была поразительно хорошо информированной. Очевидно, у нее были связи среди политиков и предпринимателей общины. Она назвала Фредрику несколько известных имен, попросив передать привет этим людям.
После этой вступительной светской болтовни, которая начала утомлять Фредрика, Эльза Стенинг, наконец, спросила о цели его визита.
— Знаете ли, я живу в том доме, который раньше принадлежал вам, фру Стенинг, — начал он, чуть помедлив.
— Меня никогда не называли фру, и говори мне, пожалуйста, «ты», — дружелюбно перебила она его.
— Спасибо. Да, я хотел бы знать, как долго вы… ты жила в этом доме.
Он с большим трудом произносил «ты». Лучше бы она попросила называть ее фрекен Стенинг, как к ней, наверное, обращались ее ученики.
— О, я прожила в нем почти двадцать лет, — сказала она и, не дожидаясь просьбы, подлила Фредрику чаю. — Это было так давно. Так же как твоя жена, я люблю рисовать… Я рисую акварелью. Когда я работала учительницей, у меня было мало времени на рисование, но я всегда мечтала о деревенском доме, где у меня будет возможность рисовать.
Я купила дом, когда вышла на пенсию. Собственно, он был велик для меня одной, мне хотелось купить дом поменьше. Но этот дом был не дороже, чем иной маленький домик. Естественно, он находился не в лучшем состоянии. Слишком долго он стоял пустым. Я подремонтировала его, чтобы там можно было жить, но настоящий ремонт там сделали Йонфельты, у которых ты и купил этот дом, как я слышала.
— Тебе нравилось жить в этом доме?
— О да, я очень любила этот дом. И чудесный сад. А вид с балкона просто фантастический, ты не находишь? Но у меня начались проблемы с сердцем, и я больше не могла жить одна. Я продала дом и переехала сюда.
— У тебя никогда не было проблем с квартирантами или с непрошеными постояльцами? — осторожно поинтересовался Фредрик.
Эльза Стенинг удивленно посмотрела на него.
— Под лестницей, — почти шепотом уточнил он.
Эльза широко улыбнулась:
— Ага, понимаю, вы тоже познакомились с Карлом.
— Карлом?
— Да, с маленьким человечком под лестницей.
Фредрик непроизвольно выпрямился в кресле:
— Карл? Его зовут Карл?
Эльза пожала плечами:
— Это я так его называла. У меня когда-то был любимый ученик по имени Карл, очень дружелюбный и всегда готовый помочь, но такой же тихий и незаметный, как человечек под лестницей. Поэтому я и назвала его Карлом, хотя, мне кажется, что на самом деле его зовут Гад.
— Гад?
— Да, это библейское имя. Так звали одного из сыновей Иакова. Рувим, Симон, Левий, Иуда, Дан, Неффалим, Гад, — протрещала Эльза. — Ты не знаешь имена еще пятерых?
Под ее пристальным взглядом Фредрик мучительно покраснел.
— К сожалению, нет.
— Нет, у тебя определенно была в детстве молодая учительница. Не стало прежнего религиозного образования. — Она ласково потрепала его по руке. — Так вот, если я правильно помню, он сам называл себя Гад. Говорил он немного невнятно, ты это наверняка заметил и сам. Собственно, не важно, как мы его называем. Важно, что мы оба понимаем, о ком идет речь. Семья, которая жила в доме до вас, называла его Курт.
— Курт!
— Да, если я правильно помню. Но возвращаюсь к твоему вопросу: нет, у меня не было проблем с Карлом. Он был наилучшим квартирантом, о каком можно только мечтать. Дружелюбным и осмотрительным, застенчивым, почти робким. Видела я его нечасто. Он уходил из дому поздно вечером, когда я уже спала, а возвращался рано утром. Иногда я уже была на ногах, когда он проскальзывал в дом, — я, вообще, жаворонок. Но я делала вид, что не замечаю его. Я чувствовала, что он не любит таких встреч. Так что и я от них воздерживалась.