Дыхание Коллин стало тяжелым. Она чертовски плохо спала последние три-четыре ночи. Конституция у нее слишком слабая для такого далеко идущего плана. Не может она со стрессом бороться. Стресс всегда берет над ней верх.
Но Тео знал — Браун выздоравливает. Рана чистая, забинтована. Он получил достаточно жидкости. Он отдыхает.
Тео потряс ступню Коллин:
— Почему бы тебе не подняться наверх и не прилечь? Делать же все равно нечего — только ждать.
Может, он все же подстрижет лужайку.
В крытом переходе отцовские ботинки стояли за кушеткой на газете, сморщившейся от стаявшей с них зимой воды с солью. Глупо было бы испортить свои треторны [23] пятнами травяного сока в тот последний раз в жизни, что он сам будет подстригать лужайку. Тео шнуровал жесткие черные ботинки, выбранные по каталогу Отдела полицейского снабжения, и глядел на боковой двор через ржавую сетчатую дверь. Отец оценит его жест по достоинству. Интересно, остался ли в газонокосилке бензин.
Он уже сто лет не подстригал траву. И дом в Хилтон-Хед, и квартира в Вэйле были на полном обслуживании. Черт, он вряд ли пользовался косилкой с тех пор, как они впервые уехали из Нью-Джерси более трех лет тому назад. Конечно, он вовсе не собирается быть одним из тех оторванных от реальной жизни богачей — Тео подумал о президенте Буше, [24] ничего не знавшем о том, сколько стоит в супермаркете сканер, — но существует тот простой факт, что у него будет свой бизнес, требующий внимания и забот, и время Тео будет стоить больше, чем двадцать баксов в час за обслуживание газона.
От боковой стены дома двор спускался вниз по склону холма, так что пользоваться им по-настоящему было практически невозможно. Его окружал забор из крупноячеистой сетки высотой по грудь; забор поржавел и был теперь цвета подгоревшего хлебца, а местами совершенно зарос сорной травой. Двор за забором когда-то принадлежал семейству Харриганов. Энди Харриган учился в одном классе с Тео. Он всегда был вундеркиндом, умел разговаривать со всеми с ужасно уверенным видом, что, казалось, производило большое впечатление и на учителей, и на родителей. Отец Тео тоже не был исключением и называл Энди «наш Всеамериканский Харриган». Кажется, отцу Тео очень хотелось, чтобы его собственный сын был больше похож на Энди, который поступил в Рутгерсовский университет, а затем окончил Высшую школу бизнеса. Он пошел работать в коммерческую фирму в Хартфорде, занимавшуюся недвижимостью, — продавал, потом, в восьмидесятые, занялся финансированием, работал как бешеный, деньги зарабатывал буквально вагонами. А когда рынок рухнул, он здорово хлебнул горя со всей той недвижимостью, что приобрел. Но прошлой весной в Вэйле, в клубе «Клондайк», Тео неожиданно встретил Харригана. Тот открыл собственную консультативную фирму в Хартфорде, давая советы компаниям, которые чрезмерно расширили кредиты или затратили слишком большие суммы на покупку недвижимости в восьмидесятые годы. И снова гребет баксы — целыми кучами… Парень оказался в нокдауне, но поднялся и с новыми силами вступил в бой. Точно так, как поступают Тео и Коллин. Отец Тео увидит, что его сын оставил Всеамериканского Харригана далеко позади, так что тот теперь от его колес пыль глотает.
Родители Харригана переехали в новый благоустроенный район недалеко от Бишоп-Хилла почти десять лет назад. Они продали дом семье афроамериканцев, и теперь по ту сторону сетчатой ограды рифленый забор из стеклопластика распадался на составные части. Пластины зеленого стеклопластика ударялись о ржавую сетку при малейшем дуновении ветерка. У них был бассейн. Наземный. В одном из окон на втором этаже подъемные жалюзи перекосились, висели углом. В другом окне было всего лишь ползанавески.
Тео пошел к сараю, построенному отцом из уже использованных досок, которые он собирал несколько лет. Сарай был крепкий и практичный, как сам отец. Ничего лишнего. Он был построен из прочных, проверенных временем материалов: оконные рамы из цельного дерева, облицовка, сделанная вручную, полноразмерные стойки, высокий потолок. Здесь не было древесностружечных плит, не было алюминия, только деревянная чистая обшивка, придававшая сараю некое достоинство, сродни достоинству повидавшего виды человека. Но в конце-то концов, думал Тео, сарай все равно остается заплесневелым старым сараем, провонявшим обрезками скошенной травы, опилками и бензином.
Тео остановился посреди двора и перевел взгляд с сарая на старую яхту, гниющую, ни на что уже не годную. В те годы, когда он только начинал свою службу в полиции, они с отцом оба пытались установить новые отношения, стараясь помнить только о хорошем, о старых добрых временах, о гордом маленьком Тео, который ребенком приходил к отцу в участок, и о более поздних, когда Тео доверил отцу свою тайну о том, что нет и не будет другой такой девушки, как Коллин, что она — единственная. Они разговаривали друг с другом, как два копа — они ведь и были копами, — весело и легко, не обращая внимания на плохо зарубцевавшиеся гнев, неприязнь и разочарование. Но после того как Тео впервые был временно отстранен от работы в полиции, во взгляде и голосе у обоих по отношению друг к другу всегда ясно читалось раздражение. Тео понимал, что он сам виноват в этом не меньше, чем отец. Когда придут деньги, а с ними и чувство облегчения и успеха, эти старые раны непременно залечатся. Они снова станут отцом и сыном во всех отношениях.
Горько знать, что со всем этим будет покончено, думал он, оглядывая двор. Разумеется, с этим и должно быть покончено, им всем следует двигаться к лучшему, но с этим двором, с этим районом Тео сроднился, он прожил здесь всю свою жизнь. Сорок пять лет на этом сбегающем вниз с холма клочке заросшей ползучими сорняками земли. Ночевки в палатке, похороны хомячков и черепах, упражнения с бейсбольной битой — инструктором был отец, починка машин на подъездной аллее… И вот он стоит посреди этого двора, который им придется продать какой-нибудь афроамериканской семье всего через несколько месяцев, и у него на ногах полицейские ботинки, которые он десятки раз клялся никогда в жизни больше не надевать. Но на этот раз все будет по-настоящему. Он представил себе восемнадцать с половиной миллионов долларовых бумажек, вьющихся вокруг него, словно кружимые вьюгой снежинки в прозрачном пластмассовом полушарике — их много, с самыми разными сценками, — его надо только встряхнуть, представил, как деньги засыпают этот дом и этот двор, сарай, старую яхту… Куратор Коллин из фирмы «Гудлайф» дал ей кассету — она называется «Как избавиться от стресса»: следует воочию представить себе свою идеальную жизнь и «в уме войти в эту жизнь». Но сейчас Тео и Коллин собираются войти в эту жизнь в реальности. Больше не нужно будет смотреть на разбитую им яхту. Больше не придется надевать эти чертовы полицейские ботинки.
Тео подергал замок на двери сарая, и тот открылся. Он подумал о боксе в Американских мини-складах — восемьдесят два доллара за минимальный срок аренды — один месяц — в самом лучшем отсеке складов, но Тео всегда возлагал надежды на самое лучшее. У въезда в отсек — аккуратно подстриженный кустарник, автоматически запирающиеся ворота, которые можно открыть только специальной магнитной картой, на боксе — сверхпрочная стальная дверь.