Вдобавок ко всему отвязная девчонка Лена возжелала посетить местную дискотеку. Нехорошее предчувствие мучило Пашку еще на подходе к колоннаде, украшающей клуб – окутанную винными парами территорию музыки, страстей и всяческих опасностей. Выйдя на танцпол, Пашка с ходу получил от кого-то в челюсть, увернулся от второго удара и сразу позорно ретировался. А драка пошла своим чередом и без него.
На улице Пашка наткнулся на парня, который вместе с Ленкой приходил встречать его на станцию. Парень повел себя по-товарищески: задушевный разговор плавно перешел в распитие бутылочки дефицитного «Алиготе», потом еще пили какую-то несусветную гадость из двухлитровой банки, сидя на крутом утесе.
Бесконечная красота звездного неба отражалась в неспешных водах реки… Пашка расслабился и поведал новому другу всю правду… Признался, что никакой он Ленке не брат, а самый что ни на есть ухажер, что, скорее всего, любит ее и подумывает увезти в Москву. Еще, зачем-то соврал, что у него квартира на улице Горького в доме, где живет Пугачева, и что он собственными глазами видел, как певица выносила на улицу мусорное ведро, доверху заполненное пустыми пивными банками, которые в Союзе и без пива высоко ценились в качестве предметов интерьера, так что выбрасывать их было не принято.
История про певицу и пивные банки нового приятеля и собутыльника Павла нисколько не тронула – он ее будто и не услышал. Не оценив откровенности, тут же попытался собственными силами отомстить москвичу за коварство и ложь, но один справиться с ним не смог и, извергая угрозы и утирая кровь из разбитого носа, помчался за подмогой.
Недолго думая, Пашка поспешил на станцию, попутно проклиная организаторов строительного отряда «Астрахань-1985», свою наивность, а также лень, помешавшую завершить обучение в секции «Самбо-70».
Бежал он очень быстро, поскольку отдавал себе отчет в реальности печальных последствий для своего здоровья и даже жизни от возможной встречи с местными ребятами.
Он уже никогда не забудет, как за фиктивным «братом Ленки» гнались ее пьяные и на удивление резвые женихи, как он на ходу запрыгивал в уходящий в неизвестность поезд, как проводница настойчиво пыталась сбросить его с подножки в лапы врагу. Она так вдохновенно отдавалась этому процессу, что поцарапала ему плечо и оторвала две пуговицы от рубашки. А с платформы в него летели камни и еще какие-то тяжелые и опасные отходы социалистического производства.
Он не забудет, как, отдышавшись, не нашел ничего лучше, как поделиться своей драмой с проводницей. За это неожиданно для себя снискал ее полное доверие, уважение, пластырь на раненое плечо, горячий чай и шоколадку. В итоге назвав Ленку дурой, проводница прозрачно намекнула на готовность пожалеть его, несчастного, по крайней мере на одну ночь, пока поезд не прибудет в столицу.
В принципе Пашка был готов на многое после пережитой опасности, но им помешал зашедший «на огонек» начальник поезда.
Отогнав воспоминания, Пашка вернулся в реальность, где ему и его товарищам противостояли превосходящие силы потенциального противника.
– Здорово, ребята и девчата, – пробасил крепко сбитый субъект с низким лбом и густыми, как у Брежнева, бровями. – Присоседиться можно?
– Располагайтесь! – ни с того ни сего весело произнесла Катерина.
Деревенские по-хозяйски расположились у костра. Они явно чувствовали свое превосходство и готовы были в любую секунду воспользоваться им.
– Выпить есть что? – спросил бугай с грубым лицом кельтского наемника.
– А вы что, в гости без выпивки ходите? – съязвил Лешка.
«Все, сейчас начнется, – подумал Пашка. – Леха, Леха, чего ты все время на рожон лезешь?».
– Это кто у нас тут такой борзый? – ухмыльнулся бугай.
– Да ладно вам, ребята, хватит, – примирительно произнесла Катькина подружка, которую та пригласила на мероприятие, чтобы сравнять количество девочек и мальчиков в компании. – Вот, пейте, пожалуйста. Она протянула деревенским остатки «Кубанской».
– А че так мало-то? – скривил губы «кельт». – Хотя, ладно, хрен с вами, потому как дареному коню в жопу не смотрят.
Деревенские засмеялись.
– Кто у вас на гитаре играет? – поинтересовался парень с густыми бровями.
Пашка предположил, что густобровый в компании местных старший, потому как вел себя уверенней остальных, первым заговорил, да и место у костра занял самое лучшее, на бревне, на оптимальном расстоянии от огня…
– Ну, я играю, а что такого? – угрюмо отозвался гитарист.
– Зовут как?
– Ну, Ваня.
– Не нукай, не запряг. Дай поиграть.
– Ну, на…
Ваня протянул местному гитару. Тот, неловко обхватив гриф, задребезжал струнами и фальшивым голосом затянул:
– Снег кружится, летает, летает… И, блин, чем-то там кружа, заметает зима, заметает, все, что было до тебя-я-я-я-я!!! Гитара у тебя хреновая, не строит. – Он с размаху саданул инструмент о ствол дерева. Гитара застонала в последний в своей жизни раз, и сломанный гриф повис на струнах.
Все тут же вскочили со своих мест.
– Ой, мамочки, что-то сейчас будет, – пробормотала Катерина, закрыв лицо руками.
– Ты что, с ума сошел? – прошипел Ваня бугаю.
– Че ты там буробишь, плесень?! Кто с ума сошел? Я с ума сошел? Че, жить надоело, боец? – Бугай надвинулся на Ваню.
Пашка с грустью осознал, что их сейчас нещадно побьют. Городских у костра было семеро, парней из них всего четверо. Ваня-гитарист появился вечером невесть откуда, да так и остался в их компании песни петь. Будет он драться или нет – непонятно…
Самое гадкое – их отметелят на глазах у девушек. Пашка вспомнил, как Катерина шептала ему в ночи: «Ты такой мускулистый… Мужчина…».
«Да уж, мужчина… Хожу в штанах, курю, целоваться научился, а больше… никакого толку».
Пашке аж до тоски не хотелось в очередной раз опозориться, упасть в своих собственных глазах.
Он вспомнил, как много лет назад, еще в школе, играя с другом в мушкетеров, они, вооружившись самодельными шпагами, пришли на школьное футбольное поле пофехтовать. Как раз на пике дуэльной доблести нагрянули по их душу ребята из соседнего, враждебного микрорайона. Пашка с другом, прихватив шпаги, пустились наутек. Отдышались только в Пашкиной квартире. Поначалу отводили друг от друга глаза и, не переведи они в тот вечер все в шутку, неизвестно, чем бы в итоге обернулось позорное бегство для их дружбы. С тех самых пор Пашка дал себе зарок не идти на поводу у собственных страхов, когда есть однозначный выбор – так стыдно было ему за свою трусость в тот злополучный вечер.
И теперь здесь, на берегу русской реки Оки, в лесу, он понял, что выхода нет. Выбор очевиден, поскольку нерешительность может быть смерти подобна.
– Погоди-ка, – он обратился к зачинщику ссоры. – Можно ведь поговорить…