—Мы тоже не спрашиваем.
—Сравнил! Мы ведь оккупационная часть. Имеем право. А те, лесные тролли — свои, все-таки.— Зигфрид замолчал, но через минуту оживился.— Ты не читал газету сегодня? Привезли почти свежую «Франкфуртер цайтунг». Смотри, что пишут… Так… тут про то, что противник двинул против наших тяжелые танки Т-28… А, вот! Слушай: «Подтянутые для борьбы с танками 50-миллиметровые орудия не причиняли «краснозвездным черепахам» никакого вреда». Ты слышишь, «краснозвездным черепахам»! Я бы так никогда не написал. Ладно, дальше: «Тогда к танкам сзади подбегали отчаянные парни с бутылками, обливали их бензином и поджигали выстрелом из ракетницы». И вот еще, мое любимое место: «Один из командиров забрался на танк, разбил топором пулемет, так, что тот не смог больше стрелять, выстрелил из пистолета в смотровую щель, а потом поджег танк». Вот это жизнь, Ральф, не то что здесь в деревне! Какое-то сплошное геройство… Интересно, этим историям верит хоть кто-нибудь?
—Бред собачий… Ну, дети-то верят наверняка. Дамы, опять же…
—А я, кстати, тоже вот думал, что теоретически возможно… Разве что…
—Зигфрид, не сходи с ума. Такое можно сотворить только с уже подбитым танком. Мне больше всего понравилось про топор и пулемет. Что это за топор такой, а? Волшебный?
В комендатуре кроме капитана Грубера их ждали трое незнакомцев (один из них — офицер) с холеными «столичными» физиономиями. За окном рычал двигатель полугусеничного бронетранспортера, приписанного к дивизиону. Но в кабине грелся водитель, которого Ральф с Зигфридом раньше в деревне не встречали. Мороз на улице был градусов восемнадцать, не меньше. Русский декабрь. Хотя, этой зимой бывало гораздо холодней.
—Они?— майор с наманжетными лентами с надписью Grossdeutchland — «Великая Германия», которые обозначали его принадлежность к отборной части вермахта, обратился к Груберу, глядя на Зигфрида и Ральфа, вытянувшихся по стойке смирно.
—Так точно. Солдаты надежные, проверены в деле. Со службы освободились, живут в одном доме. Соседей из наших нет,— четко отрапортовал капитан.
—Хорошо. Сообщаю вашу задачу. Необходимо сопроводить бронетранспортер с гражданскими лицами в место, которое будет вам мною указано. Обеспечить охранение бронетранспортера и гражданских лиц и их возвращение к точке отправления, то есть сюда. Надеюсь, все ясно, солдаты?
—Так точно!— хором ответили Ральф и Зигфрид, абсолютно не понимая, что происходит.
В кузове бронемашины, помимо Ральфа и Зигфрида, поместились капитан, двое мужчин в теплых лыжных альпийских куртках красного цвета с капюшонами и один солдат в серой форме СС с винтовкой. Старший офицер с «тыловым лицом» сел в кабину.
Ехали вдоль деревни, потом свернули налево, двинулись вверх, оставив позади огороды и картофельные поля. Через километр бронетранспортер съехал с дороги и на малой скорости двинулся в сторону леса. Миновали старое кладбище. Ральф поежился при виде выбеленных морозом оград и деревянных крестов. Еще через пару километров бронетранспортер остановился у лесной чащи. Лес, таинственный, Опасный, угрюмо встал перед ними непроходимой стеной.
Из кабины бронетранспортера вылез офицер, еле слышно скомандовал, обращаясь к капитану и Зигфриду:
—Охранять бронетранспортер. Ждать нашего возвращения и дальнейших команд. Если будет шумно, не обращайте внимания.
Ральфу он жестом приказал следовать за ним.
Штатские с трудом придвинули к краю кузова тяжелый ящик, до этого служивший им скамейкой. Эсэсовец спрыгнул на землю, вытащил из кузова три лопаты, вытянул оттуда же тяжеленный лом, а после попросил Ральфа помочь подхватить ящик.
Они направились в лес. Впереди шел офицер. Следуя за ним, Ральф и солдат СС несли ящик, на который были уложены лопаты. Колонну замыкали двое гражданских в альпийских куртках. Эти куртки никак не вязались ни с пейзажем, ни с обстоятельствами. Гражданские заметно отставали, то и дело проваливаясь по грудь в снежной вате.
Лишь только странная процессия отошла шагов на сто, Зигфрид предпринял попытку завести разговор с водителем бронемашины, который вылез из кабины проветриться. Спрыгнув на землю, Зигфрид стянул зубами шерстяную варежку, извлек из кармана пачку сигарет, закурил, протянул пачку водителю:
—На, покури, так ждать веселей. Это у тебя за что? Зигфрид показал пальцем на красующийся на левой стороне мундира солдата посеребренный нагрудный знак Nahkampfspange — «За ближний бой», в виде связки дубовых листьев.
—Спасибо за сигарету,— солдат аккуратно достал из протянутой пачки аппетитную белую трубочку.
—В общем-то, ни за что. Просто целый месяц провел на передовой и пару раз был в русских окопах. Холодно сегодня…
Солдат нервно застегнул шинель. Да, было что — то в нем не совсем привычное. Вроде человек бывалый, фронтовик. И знак даже есть. Но Зигфрид готов был поклясться, что если этот парень и воевал, то уж точно на каком-то другом фронте. Потому что видом своим и поведением он никак не походил на простого фронтовика — бывалые это чувствуют за версту.
—Холодно,— повторил солдат и вроде бы даже приветливо посмотрел на Зигфрида.
Тут только стало заметно, что у парня здоровенный кровоподтек на лбу.
—Ну ты даешь!— Зигфрид усмехнулся, затягиваясь привычным солдатским табаком.— А что, вчера было тепло или позавчера? Ну, ладно, не обижайся, просто эта зима, снег… Такое ощущение, что тепло уж никогда больше не будет.
—Да, разве что, опять в кабину залезть… Там пока еще тепло. Герр гауптман, полезайте в кабину, а мы уж после вас по очереди будем греться.
—Что ж, мысль здравая, солдат. А что у тебя с головой, ранили?
—На самолете полетал, господин капитан, долго рассказывать.
—Ну, раз долго, так и не рассказывай.
—А про русские окопы тоже не будешь рассказывать? Мне вот очень интересно, как они в рукопашном, легко их одолеть или не очень?— подал голос Зигфрид.
Солдат сделал вид, что не слышит вопроса.
Через минуту капитан уже дремал в кабине бронемашины. Рядом с ним сидел водитель. Зигфрид, оставленный снаружи в качестве часового, покорно мерз, мечтая отогреться от души, когда придет его черед.
…Он бросил взгляд в сторону леса, увидел вдали справа кладбищенские кресты и невольно отвернулся.
«И почему люди так боятся кладбищ в темноте? Все это предрассудки,— рассуждал Зигфрид.— Ночью боятся нечистой силы, а днем — своих мыслей… о смерти. Хотя… Страшновато осознавать: кто-то умрет, а снег не исчезнет… Кому-то, к примеру, вновь прикажут сторожить проклятый бронетранспортер, а кто-то будет спать вечным сном в земле, никому не нужный, забытый, некрасивый. Черт возьми, все умрем. Только бы не здесь, а ближе к дому».
Зигфрид тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами.
Стало совсем холодно. Уже минут тридцать он охраняет бронетранспортер. Пора проситься в тепло.