– Ты кого-нибудь из них раньше знал? – спросила она.
– Нет.
– Но ты же сказал, что Мартина обещала написать репортаж?
– Я встретил ее вчера, когда ты спала сладким сном.
– Ты ничего об этом не рассказывал.
– Я что, должен о каждом своем шаге тебе докладывать?
– Я не то хотела сказать...
– Конечно!
– Это как-то немного рискованно выглядит: молодая шведская девушка вот так одна путешествует.
– Ты так считаешь? Девушки в наше время довольно смелые.
– Натан?
– Да.
– Тебе она кажется сексуально привлекательной?
– Дурочка. С тобой никто не может сравниться, ты же знаешь.
– Ты уверен?
– Она же, черт возьми, мне в дочери годится!
* * *
Ночью у нее началась лихорадка. Она очнулась посредине сна. Тело среди листьев... это она. В ней бушевала жажда, прокладывала борозды на ее языке. На ощупь она продвигалась в темноте, все вокруг было черно. Она лежала на боку, одна нога давила на другую, на колено и суставы.
Она беззвучно заплакала.
– Натан...
Он зло вскинулся:
– Нам, твою мать, выспаться нужно, завтра тяжелый день.
Было пять минут третьего.
Кончики его пальцев.
– Черт, ты же вся горишь.
Он принес аспирин и воду.
– Постарайся поправиться, дорогая, иначе будет очень трудно.
– Да, Натан, я знаю...
* * *
Муэдзин. Жесткий, дробящийся эхом в мозгу голос. Она мерзла так, как никогда не мерзла в жизни.
– Мне в туалет нужно...
Он вытащил ее из постели, умыл ей лицо. Она заметила какое-то движение в углу. Закричала, кинула что-то.
– Ничего страшного, это просто таракан, успокойся, дорогая, успокойся...
Обратно в постель.
– Я не могу, у меня нет сил...
– Позвать врача?
– Нет, можно я просто...
Он сходил к портье и вернулся с двумя одеялами. Не помогло. Она вцепилась в его руку:
– Я не выдержу автобуса.
– Я понимаю, милая.
Он ушел. Жюстина металась в бреду. Она в джунглях, падает, в реке. Широко расставив ноги, стоит Мартина. Потом Жюстину словно приподняло с комковатого матраса, блестящий поток тараканов тек внизу, она повисла, согнувшись вдвое. Кто-то держал ее, кто-то смазывал ей спину мазью. Между лопаток застыл лед. Стакан у ее губ. Кто-то велел – пей. Она послушалась и упала обратно, тени снова окружили ее.
* * *
Вечером он снова был с ней.
– Натан, я так тебя звала...
Он ответил:
– Я же здесь почти весь день просидел. Смотрел за тобой, тебе было очень плохо.
– Какой сегодня день?
– Среда.
– А вчера вторник был?
– Да, вторник. Ты была очень плоха... но теперь тебе лучше, кризис миновал. Бен принес лекарства. Поедем завтра.
При мысли о поездке у нее перехватило дыхание, она закрыла глаза.
– Бен сказал, завтра станет значительно лучше. Лекарство очень сильное. Но нужно много пить. Тут две бутылки воды, ты обе должна выпить.
Он не позволял ей заснуть. Когда она слишком надолго закрывала глаза, он встряхивал ее и заставлял пить воду. Боль в суставах отступала. Он сидел с ней безотлучно.
– Прости, – прошептала она. – Вы... мы застряли из-за меня...
– Не извиняйся, ты же не нарочно. В такой поездке нужно быть готовым ко всему.
– Да, но остальные...
– Хорошо, что это случилось сейчас, а не в джунглях, правда?
– Ох... Думаешь, у меня хватит сил?
* * *
На следующее утро болезни как не бывало. Только сильная слабость как напоминание, но лихорадка прошла. Натан помог ей принять душ. Из нее все еще текла кровь. Его это не раздражало. Он напевал, насухо вытирая ее.
Они доехали до автобусной станции на машине. Она держала свой рюкзак на коленях. Она очень устала и даже боялась представить, каково это – взвалить его на спину.
Дряхлый автобус забился под завязку. Бен позаботился, чтобы все они сели рядом. Кое-кому из парней пришлось устроиться на неудобных откидных сиденьях. Ей было жаль их до слез.
Группа встретила ее очень тепло.
– Простите меня, пожалуйста, – сказала она смущенно.
– В следующий раз наша очередь, – ответил исландец.
Ей понравилось, как он это сказал.
Хенрик купил для нее пакетик сахарных карамелек.
– Тебе может понадобиться сахарная подпитка, – сказал он и дружески толкнул ее в плечо. – Дома в Ганновере нам всегда дополнительный сахар давали, когда мы болели в детстве.
– Спасибо, – прошептала она. – Как вы все добры ко мне.
Мартина сидела от нее наискосок.
– Тебе лучше? – спросила она.
Жюстина кивнула.
– На меня один раз напало что-то подобное в Перу. Потом еще на глаза перекинулось. Я думала, что ослепну. Представь, тыкаться на ощупь в полной темноте в абсолютно чужой стране.
– И как ты выкрутилась?
– Один мужик, с которым я там познакомилась, достал какой-то порошок. Индейское снадобье. Глаза дико щипало, но примерно через сутки все прошло.
– И как ты только решилась. Ты же могла и вправду ослепнуть!
– Да. Сейчас-то легко говорить. Но иногда человек вынужден рисковать.
– А мне Бен какое-то чудо-лекарство дал.
Мартина фыркнула:
– Да тут полно такого, от чего шведское социальное управление обкакалось бы.
– Да.
– Ты отдыхай. Ехать целый день.
* * *
Автобус вел жирный и угрюмый китаец. Он остановился всего два раза, в первый – для короткого обеда, а во второй – ровно на восемь минут, чтобы пассажиры сгоняли в туалет. Он загибал свои пальцы-сардельки, прижав большие пальцы к ладоням:
– Говорить я, восемь минута. Потом автобус уходяй!
Грязь в туалете была неописуемая, удобства сводились к дыре в полу. Все еще слабая Жюстина чуть не упала. Кроссовки промокли.
* * *
О туалетной бумаге здесь, похоже, даже не слышали.
– И почему у них такие загаженные уборные? – спросила она у Натана в автобусе. – И пахнет там омерзительно, они что, сами не чувствуют?