— Que va, напьешься, — сказал Пабло. — Тут положение серьезное. Все равно дай мне bota. Не воду же пить, когда едешь на такое дело.
Он поднял руки, взял повод и вскочил в седло. Потом усмехнулся и погладил беспокоившуюся лошадь. Роберт Джордан видел, как он с нежностью сжал бока лошади шенкелями.
— Que caballo mas bonito[71], — сказал Пабло и погладил серого. — Que caballo mas hermoso[72]. Ну, трогай. Чем скорее выведу тебя отсюда, тем лучше.
Он потянулся вниз, вынул из чехла легкий автомат с предохранительным кожухом, вернее, пистолет-пулемет, приспособленный под девятимиллиметровые патроны, и оглядел его со всех сторон.
— Вот это вооружение, — сказал он. — Вот это современная кавалерия.
— Вот она, современная кавалерия, носом в землю лежит, — сказал Роберт Джордан. — Vamonos. Андрес, оседлай лошадей и держи их наготове. Если услышишь стрельбу, подъезжай с ними к просеке. Захвати с собой оружие, а лошадей пусть держат женщины. Фернандо, тебе поручаю мои мешки, их тоже надо захватить. Только, пожалуйста, поосторожнее с ними. Ты тоже следи за мешками, — сказал он Пилар. — На твою ответственность, чтобы захватили их вместе с лошадьми. Vamonos, — сказал он. — Пошли.
— Мы с Марией подготовим все к уходу, — сказала Пилар. — Полюбуйся на него, — обратилась она к Роберту Джордану, показав на Пабло, который грузно, как настоящий vaquero[73], восседал на сером, испуганно раздувавшем ноздри, и вставлял новый магазин в автомат. — Видишь, какой он стал от этой лошади.
— Мне бы сейчас двух таких лошадей, — горячо сказал Роберт Джордан.
— Опасность — вот твоя лошадь.
— Ну, тогда дайте мне мула, — усмехнулся Роберт Джордан. — Обчисть-ка его, — сказал он Пилар и мотнул головой в сторону убитого, который лежал, уткнувшись лицом в снег. — Возьми все — письма, бумаги и положи в рюкзак, в наружный карман. Все возьми, поняла?
— Да.
— Vamonos, — сказал он.
Пабло ехал впереди, а двое мужчин шли за ним гуськом, чтобы не оставлять лишних следов. Роберт Джордан нес свой автомат дулом вниз, держа его за переднюю скобу. Хорошо бы, если б к нему подошли патроны от автомата убитого, подумал он. Да нет, не подойдут. Это немецкий автомат. Это автомат Кашкина.
Солнце встало из-за гор. Дул теплый ветер, и снег таял. Было чудесное весеннее утро.
Роберт Джордан оглянулся и увидел, что Мария стоит рядом с Пилар. Потом она бросилась бегом вверх по тропинке. Он пропустил Примитиво вперед и остановился поговорить с ней.
— Слушай, — сказала она. — Можно, я пойду с тобой?
— Нет. Помоги Пилар.
Она шла за ним, держа его за локоть.
— Я пойду с тобой.
— Нет.
Она продолжала идти вплотную за ним.
— Я буду держать треногу пулемета, как ты учил Ансельмо.
— Никакой тревоги ты держать не будешь.
Она поравнялась с ним, протянула руку и сунула ему в карман.
— Нет, — сказал он. — Ты лучше позаботься о своей свадебной рубашке.
— Поцелуй меня, — сказала она, — раз ты уходишь.
— Стыда в тебе нет, — сказал он.
— Да, — сказала она. — Совсем нет.
— Уходи. Работы у нас будет много. Если они придут сюда по следам, придется отстреливаться.
— Слушай, — сказала она. — Ты видел, что у него было на груди?
— Да. Конечно, видел.
— Сердце Иисусово.
— Да, его наваррцы носят.
— И ты метил в него?
— Нет. Пониже. А теперь уходи.
— Слушай, — сказала она. — Я все видела.
— Ничего ты не видела. Какой-то человек. Какой-то человек верхом на лошади. Уходи.
— Скажи, что любишь меня.
— Нет. Сейчас нет.
— Не любишь сейчас?
— Dejamos[74]. Уходи. Нельзя все сразу — и любить, и заниматься этим делом.
— Я хочу держать треногу пулемета, и когда он будет стрелять, я буду любить тебя — все сразу.
— Ты сумасшедшая. Уходи.
— Нет, я не сумасшедшая, — сказала она. — Я люблю тебя.
— Тогда уходи.
— Хорошо. Я уйду. А если ты меня не любишь, то я люблю тебя за двоих.
Он взглянул на нее и улыбнулся, продолжая думать о своем.
— Когда услышите стрельбу, — сказал он, — уводите лошадей. Помоги Пилар управиться с моими мешками. Может, ничего такого и не будет. Я надеюсь, что не будет.
— Я ухожу, — сказала она. — Посмотри, какая лошадь у Пабло.
Серый шел вверх по тропе.
— Да. Ну, уходи.
— Уйду.
Ее рука, стиснутая в кулак у него в кармане, уперлась ему в бедро. Он взглянул на нее и увидел, что она плачет. Она выдернула кулак из кармана, крепко обняла Роберта Джордана обеими руками за шею и поцеловала.
— Иду, — сказала она. — Me voy. Иду.
Он оглянулся и увидел, что она все еще стоит на месте в первых утренних лучах, освещающих ее смуглое лицо и стриженую золотисто-рыжеватую голову. Она подняла кулак, потом повернулась и, понурившись, пошла вниз по тропинке.
Примитиво обернулся и посмотрел ей вслед.
— Хорошенькая была бы девчонка, если бы не стриженые волосы, — сказал он.
— Да, — сказал Роберт Джордан, Он думал о чем-то другом.
— А как она в постели? — спросил Примитиво.
— Что?
— В постели как?
— Придержи язык.
— Чего же тут обижаться, когда…
— Довольно, — сказал Роберт Джордан. Он оглядывал выбранную позицию.
— Наломай мне сосновых веток, — сказал Роберт Джордан Примитиво, — только поскорее. Совсем это не хорошее место для пулемета, — сказал он Агустину.
— Почему?