А потом в один прекрасный день оба клиента Суини выпали из схемы. Шел 1944-й, и Америка уже три года находилась в состоянии войны. Из страны переправлялись на судах тонны морфия для американских госпиталей на Тихоокеанском фронте и в Европе. Однако морфин пользовался огромным спросом и на нью-йоркском черном рынке, так как являлся главным ингредиентом для производства героина, вошедшего в это время в моду у богатых бездельников и наркоманов. Салазар отправился к Клейтону с деловым предложением сосредоточить усилия на новой модной отрасли, но тот отказался. Он не возражал против торговли выпивкой и оружием, так как вырос в ирландском Донегале, где и то и другое было привычными жизненными реалиями, но возражал против наркотиков, которые часто продавали детям. Начиная с этого момента разница в подходе к делу могла привести к конфликту между давними партнерами. Но вмешалась судьба, и этого не произошло. Отвергнув предложение Салазара, Пат Клейтон через девять дней умер от сердечного приступа.
В следующем месяце, когда Салазар получил очередную прибыль от спекулятивной сделки, он вдруг опечалился при мысли о том, что придется отправлять деньги только на один швейцарский счет вместо привычных двух. Потом, однако, его озарило: зачем отказываться от второго? Почему бы не оставить счет Пата Клейтона открытым? Швейцарцы не знали, что он умер, а у Джо имелось много чистых листов с подписью Клейтона и без даты. И он решил попробовать: написал письмо в ЮКБ как бы от имени Пата Клейтона на его обычной бумаге с его подписью, попросив перевести пять тысяч долларов на счет одного своего мелкого поставщика. Дело выгорело, и через три недели морфий прибыл.
Так Джо Салазар открыл самый безопасный способ манипуляций с грязными деньгами — от имени другого лица. Он позакрывал собственные счета за исключением тех, что не вызывали сомнений, и начал работать с подставными, поначалу используя имена умерших людей, однако очень скоро осознал, что никакой необходимости в покойниках нет. В ход пошли имена реальных живых людей с указанием даты рождения, рода занятий и, при необходимости, даже номера карты социального обеспечения.
Люди, которых Салазар выбирал в качестве подставных владельцев счетов, «призраки», как он их называл, были никем, пустышками. То есть не имели никакого отношения к его делам и, даже будучи схваченными, ничего не смогли бы сообщить властям, поскольку ничего не знали. Ну а если бы кто-то из них случайно и докопался до правды — что ж, проблему можно решить. Салазар обладал такими знакомствами и связями, что ему не составит труда подстроить этому бедолаге автомобильную катастрофу со смертельным исходом еще до того, как тот обратится с жалобой к властям.
Схема безотказно работала на протяжении многих лет, но у нее имелась своя ахиллесова пята — счет Клейтона. Еще в 1944 году Джо заполнил стандартную, заверенную адвокатом форму, передававшую все права на счет ничего не подозревавшему Майклу Клейтону, подписи которого он не знал, но ее также не знал и банк. Таким образом, Джо, воспользовавшись этим документом, продолжал поддерживать счет в рабочем состоянии и оперировать им от имени сына Пата Клейтона. Иначе говоря, Майкл помимо своей воли стал первым «призраком» второго поколения. Пятьдесят лет спустя его счет стал одним из главных элементов «прачечной» Салазара по отмыванию грязных денег. Джо втайне потешался над швейцарцами, взимавшими с него небольшой процент за перевод денег со счета на счет. Мало кто знал, что прибыль Салазара равнялась десяти процентам со всех сумм. И не в год, а по факту перевода.
Имон Суини никогда не возражал против этого. Он считал, что Пат одобрил бы подобные действия хотя бы потому, что если бы федералы, разыскивая источник нелегальных денег, вышли на след преступника, то обнаружили бы лишь его могилу. Но сыну Имона Дику все это не нравилось. Он любил Майкла Клейтона и, опасаясь, что его приятель сможет так или иначе пострадать, начал уговаривать Салазара закрыть этот счет.
Теперь Дик ругал себя за то, что в беседе с Салазаром не настоял на своем, и решил позвонить Тому. Придется сказать ему часть правды и, возможно, немного припугнуть. Дик очень надеялся, что успеет переговорить с Томом до того, как последний начнет раскачивать лодку.
Адвокат посмотрел на настенные часы и пододвинул к себе телефон. Однако первым делом он позвонил не Тому, а в банк «Креди Сюисс» в Женеве. Назвав пароль и идентифицировав себя, он осведомился относительно трансферта в сорок три миллиона долларов из «Юнайтед кредит банк». Банковский клерк ответил, что никаких данных о получении трансферта пока не имеет, и спросил, не хочет ли клиент, чтобы банк навел справки относительно этого перевода у служащих ЮКБ. Дик отклонил предложение и сказал, что позвонит позже, проверив все обстоятельства, связанные с оформлением трансферта.
Между тем как клерк наводил по компьютеру справки относительно состояния счета адвокатской конторы «Суини, Таллей и Макэндрюс», на дисплее появилась надпись, предлагавшая всем сотрудникам в случае любого запроса об этом счете немедленно связаться с господином Гвидо Мартелли.
Дик положил трубку и некоторое время обдумывал сложившуюся ситуацию. Салазар говорил, что инструкции относительно трансферта отправлены неделю назад. Письмо обычно идет в Швейцарию три дня, самое большее неделю. Операции по трансферту в банке должны начаться сразу же по получении письма. Существовал, таким образом, шанс, что письмо получено в ЮКБ только сегодня. Возможно, он выдавал желаемое за действительное, но, так или иначе, предпринимать какие-либо активные действия по трансферту раньше среды не стоило. Если в среду выяснится, что ситуация начинает выходить из-под контроля, он или предложит Тому придержать коней и не делать глупостей, или, в крайнем случае, доложит обо всем Салазару. А для начала он решил дождаться пяти вечера по швейцарскому времени и снова справиться у клерка относительно трансферта. В случае если деньги не переведены, он позвонит Тому, чтобы прощупать почву. В конце концов тот первый позвонил Дику, и звонок адвоката будет выглядеть как дань вежливости.
Сразу после того как Суини повесил трубку, банковский клерк «Креди Сюисс» связался с Гвидо Мартелли. Он не спрашивал о причинах проявленного шефом отдела безопасности интереса к счету адвокатской конторы, лишь поставил его в известность о времени звонка, имени абонента и содержании состоявшегося между ними разговора. Мартелли поблагодарил его и отправил свою секретаршу в подвал банка, с тем чтобы изъяла из записывающего устройства пленку с этим разговором. Получив запись, он перезвонил Лафоржу в Цюрих.
— Очень благодарен тебе, Гвидо, — с чувством сказал Лафорж.
— Не стоит благодарности, Вальтер. Скажи лучше, теперь собираешься подключать власти?
— Интуиция говорит мне, что торопиться с этим не следует. С другой стороны, я просто обязан прояснить ситуацию. Позвоню тебе сразу же после того, как переговорю с председателем правления.
Лафорж позвонил доктору Ульму по закрытой линии и попросил о немедленной встрече. Получив согласие, он вышел из кабинета и направился к лифтам.
Доктор Ульм наклонился на стуле вперед и уткнулся носом в сложенные как для молитвы руки. Перед ним на столе меж широко расставленных локтей лежал деловой блокнот, в который он, слушая Лафоржа, время от времени заглядывал. Когда начальник отдела безопасности закончил рассказ, директор откинулся на спинку сиденья и посмотрел на него в упор.