Были среди изображений и слайды документов. Их раввин попросил Зив открыть в первую очередь. Там оказался перечень ключевых достижений и открытий, сделанных в процессе работы над скелетом. Все было предельно ясно: исследуемый первого века нашей эры, некогда обладавший отменным здоровьем, умер вследствие казни распятием. А пробы патины оссуария подтвердили предположение, что похоронен он был в Израиле.
«Под Храмовой горой. Где свой оссуарий намеренно спрятал Левий, дабы сбылись пророчества».
А сейчас пророчества подвергались опасности: многовековой давности план злонамеренно сорван. Ватиканом.
В одном из пунктов перечня, где должно было быть указано этническое происхождение, стояло лишь одно слово: «неизвестное», подтверждая наихудшие опасения раввина. Они сделали анализ ДНК.
Он даже не заметил, что громко заскрежетал зубами.
Зив прервалась на пару минут — размяться, сбегать в туалет и в очередной раз наполнить свою чашку кофе. Когда она вернулась, раввин не пошевелился. Только застывший взгляд сделался еще мрачней.
Коэн заворожено смотрел на трехмерное изображение внешности человека, воссозданное благодаря тщательнейшим замерам и вычислениям в процессе лазерного сканирования скелета. На экране был мужчина тридцати с небольшим лет.
Коэн увеличил лицо неизвестного, глядя прямо в удивительные аквамариновые глаза, которые казались живыми и понимающими.
— Вы точно в порядке?
Раввин с трудом оторвался от монитора.
— С нами все отлично.
«С нами? За кого это он еще отвечает?» — удивилась про себя Зив.
Со вздохом Коэн откинулся на спинку и закинул руки за голову.
— Мне очень хочется знать, как они создали этот образ. — Он кивнул подбородком на монитор.
Много времени проведя в генетических лабораториях, раввин был уверен, что аппаратура генетиков слишком сложна, чтобы ее можно было перебросить в Ватикан. Скорее всего, образчик отправляли куда-то за границу на анализ. Будет на то Божья воля — в лэптопе генетика найдется запись и об этом.
— В общем, я прошу вас проштудировать каждый файл на предмет обнаружения любой информации, имеющей отношение к генетическим исследованиям.
Зив несколько опешила от его просьбы.
— Вообще-то я не специалист…
— От вас и не требуется быть генетиком.
«От вас не требуется быть доктором Шарлоттой Хеннеси», — с горечью подумал он.
Это имя его агент нашел на визитке и автомобильных правах американки. Данные поиска «паспортной активности» непременно укажут, что в июне она была в Риме. Хотя это не казалось таким уж необходимым, раввин решил дать команду своему человеку в иммиграционной службе навести справки.
Извиняющимся взглядом посмотрев на Зив, Коэн понял, что ему следует получше подготовиться к этому заданию.
— Просто дайте мне список всех файлов. Я выберу те, которые вам надо будет проштудировать.
— Хорошо.
Стремительные пальцы вновь вспорхнули над клавиатурой. Зив отсортировала информацию, убрав с экрана ненужную.
В поисках по восстановлению чистоты священной родословной своей семьи Аарон Коэн сделался экспертом в исследованиях генома человека, особенно его заинтересовало направление, основоположником которого в 1997 году стал израильский профессор Карл Скореки. Этот ученый отследил уникальные гены-маркеры в патрилинейных Y-хромосомах [50] ашкеназов и сефардов, [51] претендующих на принадлежность к кохеним, [52] более трех тысяч лет ведущих свой род прямиком от Аарона и Моисея. Коэны. Из семи миллионов мужчин-евреев в мире менее пяти процентов несут в себе уникальные гены-маркеры, унаследованные от брата Моисея Аарона. И поскольку мутации были сохранены исключительно в мужской Y-хромосоме, эндогамные браки, ставшие следствием межконтинентальной диаспоры, практически не имели никакого эффекта.
Неудивительно, что обширная база данных исследования свидетельствовала о том, что его, Коэна, «кохенский» модальный гаплотип на сегодняшний день оставался самым чистым, в точности как обещал его дед, — теперь это доказано геномным анализом. Проблема с его собственной ДНК состояла в том, что бесчисленные мутации, или полиморфизмы, разрушили первозданное Божье совершенство. Генетические искажения передавались из поколений в поколения. Вне сомнений, это было свидетельством пренебрежения Господа.
Редакция списка заняла почти пятнадцать минут.
— Ну вот, получилось, — наконец сказала Зив. — Похоже, нужной информации там не так уж и много. Получите, пожалуйста.
Она щелкнула мышкой, принтер ожил и выплюнул семистраничную директорию файлов, отсортированных в алфавитном порядке и сгруппированных по типам. Собрав листы, Зив передала их раввину.
— Когда захотите что-то просмотреть, дайте знать, хорошо?
На откинутом до упора пассажирском сиденье лендровера Жюли мгновенно уснула, сложив на груди руки, и громко захрапела.
Утреннее солнце поднималось над Иерусалимом, когда Амит рукой со сбитыми костяшками пальцев включил передачу, тронув машину с места. В глазах его все плыло, он смертельно устал. Спина ныла от ударов камней, ощущения напомнили ему боль, которую он испытал от попадания автоматной очереди в его кевларовый жилет в Газе. Тогда обошлось без переломов, но ушибы были серьезные. Попытайся он сейчас заснуть — не смог бы, во всяком случае, без того, что могло бы унять боль или… растущую паранойю.