— А вы попробуйте.
Девора упрямо молчала.
Вместо нее ответил сын:
— Ковчег Завета.
— Джошуа! — укоризненно покачала головой мать.
— Благодарю, — как бы в оправдание Джошуа сказал Амит, однако это лишь еще больше встревожило ее.
— Мам, это уже неважно, — напомнил ей Джошуа.
Девора задержала взгляд на забинтованной руке сына.
То, что сотворил муж с плотью от плоти своей, было чудовищно. И в то же время неудивительно, поскольку никогда раввин не проявлял к Джошуа ни любви, ни уважения. Быть сыном в семье Коэна считалось немалой ответственностью. Только трудоспособный мог исполнять обязанности священника. Для Аарона Джошуа стал в первую очередь брешью в генеалогической цепи. Мальчик-калека не имел ни шанса посвятить себя служению Богу как кохен.
А учитывая зловещий прогноз состояния здоровья Джошуа, вероятность появления на свет внука была равна нулю. Также не следовало ожидать помощи от поврежденной генетики Джошуа, если бы дело дошло до искусственного оплодотворения. В итоге Джошуа никогда не сможет продолжить фамилию Коэнов и ее кристально чистую родословную — свой ихус. [113] Не говоря уже о том, что Девора смогла выносить лишь одного ребенка: после серии дермоидных кист яичников требовалась операция по их удалению. С самого начала болезни Джошуа Аарон так и не смог примириться с тем, что несовершенство следующего поколения могло проникнуть столь глубоко. Увлечение раввина генетикой переросло в одержимость.
И если существовала хоть малейшая возможность сохранить родословную, он будет ее искать.
Много лет он скрывал это от жены, однако Девора давно поняла, что с мужем творится неладное, нечто граничащее с манией. Было нетрудно представить, на что способен Аарон по отношению к другим. И сейчас, когда он столького достиг и возвратил ковчег на Сион, было совершенно непонятно, каким будет его следующий шаг.
Взгляд Амита перескакивал с матери на сына и обратно. Их лица были серьезны.
— Что — настоящий ковчег?
Отвечая Амиту, Девора по-прежнему не сводила глаз с руки Джошуа.
— Ковчег подлинный. — В ее усталом голосе будто звучали десятилетия крушений надежд. — Подлиннее не бывает.
— О боже… — пробормотал Амит.
Видя, что ни мать, ни сын не представляют угрозы, он опустил пистолет. Поначалу искренность женщины вызвала у него сомнение, но в ее полном муки взгляде Амит увидел что-то еще. Он оглядел комнату и увидел блестящий сейф-кейс на одном из стульев. Он подошел ближе рассмотреть его: дорогая модель с цифровым наборным замком. Атташе раввина? Может, в нем пропавшие свитки Мертвого моря?
— Это что?
Ответ миссис Коэн только усилил беспокойство Амита. Он спросил, кто должен будет за ним прийти. Ответ и на этот вопрос его не порадовал.
— Когда?
— В любой момент, — сообщила Девора. — Они в здании.
Амит перенес кейс в другой конец комнаты и дал женщине четкие инструкции, как провести передачу. Держа дверь под прицелом, он понизил голос.
— Вам надо спасать мессию! — выпалил вдруг Джошуа.
— Кого? — озадаченно спросил Амит.
— Женщину… Шарлотту. Ту, красивую, которую они увели с собой. Она — мессия.
«Мессия?»
Амит обернулся и посмотрел на миссис Коэн, надеясь по ее лицу убедиться, что ее сын потерял еще пару винтиков из головы. Но к его удивлению, Девора кивнула, подтверждая слова Джошуа.
— Это правда, — призналась Девора. — Она избранная. Разве вы не видите, что мой сын теперь ходит?
Было непросто переварить столько информации сразу. Сначала ковчег, теперь мессия? События развивались чересчур быстро.
— Она мессия, — прошептал Амит себе под нос. — Тогда расскажите мне о ней. И какое отношение она имеет к ковчегу. Также я должен знать, что задумал ваш муж.
— Ты глянь, как разнесло, — проворчал Квятковски, размотав пропитанное кровью полотенце с покалеченного предплечья.
Беспрестанно моргая, его налитые кровью глаза все еще слезились от химического ожога. Склонившись над раковиной, он повернул взвизгнувшие хромовые краны.
Наблюдая за тем, как его напарник с пепельно-серым лицом смывает последний слой крови, Орландо поежился: жесткой саржей полотенца Квятковски содрал часть застывшей в форме полумесяца коросты. Глубокая рваная рана разошлась, как улыбающиеся губы, кожа вокруг нее была жуткого багрового оттенка. Кровь зигзагом устремилась вниз по мышцам предплечья, и вода в раковине порозовела.
— Этот святоша крепко тебя зацепил.
Сунув окровавленное полотенце в мусорную корзину, он полоснул Орландо взглядом красных глаз.
— Да ему просто повезло, и все дела.
Попытка пошевелить синевато-багровыми пальцами была успешной для мизинца и безымянного, отчасти успешной для среднего и провальной — для указательного и большого.
— Вот зараза, нервы перебиты.
Прошло в общей сложности шесть часов с того момента, как им удалось улизнуть из гостиницы и погрузить генетика в арендованный фургон. Они без труда выехали из ворот Петра: внимание швейцарских гвардейцев отвлек сигнал пожарной сигнализации в гостинице. Священник невольно упростил им бегство. Во «Фьюмичино» женщину пересадили в личный самолет раввина. Как и обещал Коэн, дипломатические привилегии позволили им обойти охрану. Похоже, у этого человека связей больше, чем у самого Папы. «Ухабистый» перелет из Рима в Тель-Авив занял менее двух с половиной часов. Как только они приземлились, пересадка во второй фургон завершила последний этап доставки «груза» в Музей Рокфеллера.
Теперь настало время получить заключительную выплату.
Отвращение уступило место любопытству, и Орландо повнимательнее пригляделся к ране.
— Он тебе кость не сломал?
— Не похоже.
— Могло быть и хуже.
— Шутишь, твою мать? Это тебе не бриться и порезаться.
Он нагнулся и подставил свою гротескную руку под струю воды, смывая частички коросты и запекшуюся кровь.
— Как получим бабки, можешь подбросить меня до Хадасса. Пойду к хирургу.
— Нет проблем.
Орландо похлопал напарника по плечу.
Проблема вообще-то была. Большая. Эта рука у Квятковски рабочая — он стрелял с нее. Даже лучшему хирургу в Израиле пришлось бы повозиться, чтобы восстановить двигательный рефлекс указательного пальца. Это означало, что в дальнейшем парень становился абсолютно бесполезным.
— Ты это правильно придумал. После такой работенки для отдыха будет полно времени.