— Это бронзовка. А может, листоед, я точно не знаю. Для непосвященных — жук. — Элиса была поражена: ей никогда не приходилось видеть жуков такой фантастической расцветки. — У меня есть во Франции друг, специалист по жесткокрылым, он был бы счастлив здесь побывать, — добавила Надя и снова посадила жука на землю.
Элиса посмеялась над ее кругом знакомств.
Подруга показала ей еще семейство палочников и орхидейного богомола прекрасного розоватого оттенка. Никаких животных крупнее насекомых они не видели (только ярко окрашенную ящерицу), но, как сказала Надя, это для джунглей нормально. Обитатели леса прячутся, миметизируют, камуфлируются, чтобы сохранить собственную жизнь или лишить жизни других. Джунгли — средоточие ужасных костюмов.
— Если бы мы пришли ночью с прибором ночного видения, может быть, удалось бы увидеть лори. Это ночные полуобезьяны. Никогда не видела таких на фотографии? Они похожи на мягкую игрушку с перепуганными глазами. А эти крики… — и Надя застыла, как статуя из сахарной пудры, посреди этого зеленого собора, — скорее всего это гиббоны…
Озеро простиралось на большой территории, с севера была болотистая местность, где изобиловали мангры. Надя показала Элисе мелких представителей фауны болота: раков, лягушек и змей. Потом они обошли озеро, темно-зеленое в этот сумрачный час, и добрались до коралловых рифов, где нашли смежную с океаном заводь, словно вырезанную из изумруда. Тщательно осмотрев это место, Надя сняла одежду и предложила Элисе сделать то же самое.
Существуют моменты, когда мы думаем, что все прожитое до сих пор было ненастоящим. Элиса пережила нечто подобное при виде «Целого стакана» и «Вечных снегов», но теперь, на другом уровне, плещась в этой прозрачной и теплой среде, нагая, как облака, рядом с другим таким же обнаженным человеком, она снова ощутила это, пожалуй, даже еще сильнее. Ее жизнь в четырех стенах, исписанных уравнениями, показалась ей такой же ненастоящей, как бархатистое отражение на поверхности воды. Вся ее кожа, каждая пора, омытая в этой свежести словно кричали, что она может все на свете, что нет ей преград, и мир полностью принадлежит ей.
Она взглянула на Надю и поняла, что та чувствует то же самое.
Но ничего сверхъестественного они не совершили. Элисе хватило для счастья одной мысли. Ей показалось, что она поняла: разница, тонкая разница между раем и адом, пожалуй, заключается в возможности делать все, что думаешь.
Это был незабываемый вечер. Возможно, не их тех событий, о которых потом рассказывают внукам, думала Элиса, но из тех, которые признаются как желанные и долгожданные каждой клеточкой, когда они случаются.
Через полчаса, не дожидаясь, пока тело обсохнет, они оделись и вернулись назад. Говорили они мало, на обратном пути не обменялись почти ни словом. Элиса почувствовала, что их отношения перешли на другой, более глубинный уровень, и для того, чтобы быть вместе, им уже не нужен цемент слов.
С этого момента все у нее заладилось. Она вернулась к лаборатории и к расчетам, дни сменяли друг друга так, что она практически этого не замечала, и в то утро, 15 сентября, когда Элиса со своими результатами вновь прервала музыку Бланеса, у нее возникло ощущение дежа-вю. Число было почти такое же, как предыдущий результат, и отличалось от него только последними цифрами после запятой.
«Иерусалимская энергия» была сдана через два дня, но пришлось подождать, пока Крейг и Марини окончательно настроят ускоритель. Наконец, в четверг, 24 сентября, все собрались в зале управления — «Тронном зале», как называл его Марини, — просторном помещении почти тридцати метров в ширину и сорока в длину, жемчужине нью-нельсоновской архитектуры прет-а-порте. В отличие от основных корпусов оно было выстроено только из кирпича и цемента и облицовано изоляционными материалами во избежание коротких замыканий. Здесь находились четыре самых мощных компьютера и «Сьюзан», сверхизбирательный ускоритель, любимое детище Колина Крейга, стальной бублик диаметром пятнадцать и толщиной полтора метра, на внешней окружности которого были расположены магниты, создававшие магнитное поле, ускоряющее заряженные частицы. «Сьюзан» была грандиозным технологическим достижением проекта «Зигзаг»: в отличие от большинства подобных установок, для работы с ней и проведения бесконечных настроек было достаточно одного-двух человек, достигаемый внутри нее уровень энергии был не слишком большим, зато чрезвычайно точным. По обе стороны «Сьюзан» находились две дверцы с изображениями черепов и костей, за которыми скрывались помещения с генераторами станции. По начинавшейся из левого из них лестнице можно было пройти над бубликом и попасть в его центр, чтобы «покопаться в интимных местах нашей девочки», как говорил Марини с присущей ему игривостью южного кавалера.
Сидя перед экранами контроля за телеметрической съемкой, Крейг взволнованно набрал на клавиатуре координаты для двух групп спутников, чтобы они сделали снимки северной части Африки и переслали в Нью-Нельсон в реальном времени (открытие струн могло происходить только с изображением в реальном времени — нужен был «свежий свет», так говорил наделенный богатым воображением Марини, — любой процесс сохранения картинки приводил к искажению результата). Выбранный участок занимал площадь около сорока квадратных километров и был более или менее одинаковым для обоих опытов. Оттуда можно будет получить изображение Иерусалима и Гондваны, мегаконтинента, в который сто пятьдесят миллионов лет назад еще были слиты Южная Америка, Африка, полуостров Индостан, Австралия и Антарктида. Когда снимки были получены, компьютеры идентифицировали их и провели отбор. Крейг с Марини запустили «Сьюзан», которая ускорила полученные пучки электронов и столкнула с использованием заранее рассчитанной энергии.
Пока происходил этот процесс, Элиса наблюдала за лицами своих товарищей. В них было напряжение и жадное ожидание, хотя у каждого со своим оттенком: Крейг, как всегда, сдержан, Марини — восторжен, Клиссо — замкнута, Черил Росс — таинственна и практична, Зильберг — обеспокоен, Бланес выжидал, Валенте делал вид, что все это его не касается, Надя радовалась, Розалин смотрела на Валенте.
— Все, — сказал Колин Крейг и поднялся с кресла перед пультом управления. — Через четыре часа мы узнаем, видно ли что-то на изображении.
— Кто во что-то верит, молитесь, — добавил Марини.
Молиться они не стали. Вместо этого они набросились на еду. Все проголодались, так что обед был проглочен быстро и прошел раскрепощенно.
Ожидая результатов анализа изображения, Элиса снова вспомнила священный вечер, прожитый две недели назад, и засмеялась при мысли о том, что ее подруга стала для нее «ускорителем»: придала ей энергию, чтобы открыться и обнаружить, что она еще способна делать большие усилия. Тогда Элиса верила, что такие вечера еще повторятся в ее бытность на острове.
Потом она поняла, что та прогулка была последним проблеском счастья перед тем, как все затянуло мраком.
— Изображения есть.
— В обеих пробах?
— Да. — Движением руки Бланес остановил ответные реплики. — Первое соответствует трем-четырем струнам, выделенным в каком-то месте на суше около четырех тысяч семисот триллионов секунд тому назад. То есть сто пятьдесят миллионов лет назад.