Так крепко, как этой ночью, сестра Шанталь не спала никогда в жизни. Она свернулась калачиком за горкой камней, вдали от остальных, и ей снилась свобода. Ее освободили от клятвы. Возвратили все, что она принесла в жертву. Вернули того, кого не было рядом.

Ночью, пока другие спали, она проснулась и подошла к озеру. Она попила и впервые, с тех пор как принесла клятву, решила потешить самолюбие и взглянула на свое отражение. Взглянула — и помрачнела. Когда-то ее лицо было юным, красивым, полным надежд… теперь стало старым и изможденным.

Но не все ли ему равно, как она выглядит? От этой мысли сестра Шанталь улыбнулась, и мрачная гримаса сменилась радостью. Самое трудное уже позади. Скоро они воссоединятся.

Сестра Шанталь вздохнула.

— Скоро, — прошептала она, укладываясь обратно в спальный мешок. — Скоро.

ГЛАВА 51

На следующее утро первым проснулся Освальдо Мендоза. Он с трудом поднялся на ноги и направился в кусты, которыми зарос угол сада. Еще не расстегнув молнию, Мендоза осознал, что постоянно мучившая его головная боль прошла. Он помочился и тут заметил нечто настолько удивительное, что остолбенел и целую минуту не сходил с места. Мендоза рухнул на колени и стал молиться.

Проснувшись, Росс не мог припомнить, что ему снилось: главное, там была Лорен, и впервые за несколько недель он был счастлив. Ему так не хотелось просыпаться, но Хэкетт тряс за плечо:

— Вставай, Росс.

Он протер глаза.

— Что? Что случилось?

— Оглянись вокруг. Это потрясающе.

Росс перевернулся. С чего вдруг Хэкетт так перевозбудился именно в тот момент, когда ему снился самый лучший сон за много-много лет?

— Да, потрясающе. Я все вижу.

— Ты пойми, Росс, я ведь тоже вижу.

— Найджел, что ты несешь?

— Дай-ка. — Хэкетт схватил его за сломанное запястье, и Росс инстинктивно отдернул руку. — Дай руку, — настаивал Хэкетт. — Не спорь. — Он размотал аккуратно наложенную повязку. — Как она?

— Нормально.

Хэкетт сжал его запястье.

— А сейчас как?

— Говорю же, нормально. Оставь меня в покое.

— А не должно быть нормально. Ты сейчас орать от боли должен, — тут он сделал паузу, — если, конечно, рука у тебя еще сломана.

Росс сел и посмотрел на руку. Отек спал, гематома исчезла. Ни онемения, ни боли.

— Может, перелома и не было?

— Классический перелом, который зажил на несколько месяцев раньше, чем должен был. И такое не у тебя одного. У меня с детства плохое зрение, а стало — лучше некуда. Всего за одну ночь. Оба глаза — «единица». И лекарства я, с тех пор как сюда попал, тоже не принимаю. — Он вытащил из кармана ингалятор и антигистаминные таблетки, потом дважды глубоко вдохнул. — Слышишь? Никаких хрипов. Тут сплошные цветы — кошмар аллергика, а я дышу свободно, пазухи чистые.

Хэкетт показал на Мендозу, который сидел на берегу, скрестив ноги, закрыв глаза и сложив руки, словно в молитве.

— У Освальдо какое-то просветление. Постоянно крестится и бормочет благодарности. Он с самого Икитоса постоянно держится за голову и ест обезболивающее, как конфеты, причем не аспирин какой-нибудь, а кодеин — это опиат из того же семейства, что морфий, без рецепта не купишь. Как ни спрошу — говорит, что все нормально, но видно же, что от боли мучается. Сегодня просыпаюсь, а он плачет. Представляешь, Освальдо — плачет! Я спросил, что случилось — говорит, ничего с ним не случилось. Он себя хорошо чувствует. Правда хорошо. Все повторяет, что произошло чудо.

Хэкетт обвел рукой сад.

— Наверное, тут что-то в воде или в тех фруктах, что мы ели. Боже, жаль, Хуарес не дошел. Невероятное место. — Он полез в рюкзак. — А вот еще удивительная вещь. — Хэкетт вытащил кубок, который подобрал вчера, и протянул Россу. — Гляди, что внутри.

— Часы.

— Это мои. Я их тут прошлой ночью оставил. Посмотри. — Росс посмотрел на циферблат. Секундная стрелка двигалась: медленно, рывками, но двигалась. — А теперь вынь их оттуда. — Росс послушался, и стрелка остановилась. Он опустил часы обратно — стрелка снова пошла. — Странно, правда?

Росс достал свои «Таг-Хоер» и опустил в кубок. Секундная стрелка медленно ожила. Он стал внимательно разглядывать кубок.

— Эти кубки делали из сплава олова со свинцом. У олова высокая магнитная проницаемость, а свинец защищает от радиации. Видимо, вместе они как-то противодействуют той силе, что не дает часам идти.

Росс забрал часы и несколько раз согнул запястье. Когда он вчера вытаскивал Мендозу из зловонной кучи, боль была нестерпимой, а теперь от нее не осталось и следа. Он вспомнил манускрипт Войнича: у конкистадоров срастались сломанные кости.

К ним подошла Зеб: босиком, в джинсах и красной футболке. Поперек ее небольшой груди шла надпись: «Земля тоже чувствует». Красные волосы были растрепаны, лицо заспано — в остальном она выглядела свежей и отдохнувшей.

— У меня что-то с глазами, — сказала девушка, щурясь за толстыми стеклами очков.

— Да нет, — с улыбкой сказал Хэкетт и снял с нее очки. — Они тебе просто мешают.

Зеб моргнула, потом широко распахнула глаза.

— Невероятно.

— Вот именно, — со смехом подтвердил Хэкетт. — Невероятней некуда.

Они продолжали восторгаться, а Росс пошел умыться в озере. Он изучал попадавшиеся в воде частицы, но те были слишком маленькие. Тогда Росс стал вглядываться в глубину, пытаясь рассмотреть кристаллы, которые заметил ночью, однако при дневном свете их не было видно. Он встал и пошел прогуляться по саду. Маленькая ящерка, быстро перебирая задними лапами, метнулась к небольшой рощице. Ящерка была какой-то смутно знакомой, и Росс вспомнил рисунок из манускрипта — а он-то считал, что там изображен дракон. Размеры порой так обманчивы.

Ранним утром сад казался еще волшебнее, чем вчера, при свете дня. Воздух был влажен и свеж, над озером поднималась легкая дымка, скрывая пещеру и ручей на дальнем конце долины. Он подумал, что когда лучи солнца осветят сад, дымка рассеется. Зеб и Хэкетт подошли к Мендозе и сели рядом, восхищенно обмениваясь впечатлениями.

Росс хотел побыть один. Ему требовались ответы. Он шел, разглядывая скальные стенки. Они были сложены не из обычного в этих местах хрупкого известняка, а из прочного и твердого камня, почти наверняка вулканического происхождения. Росс предположил, что на месте вулкана образовалась чаша, в которой находился сад, а от остального мира ее отделяло огненное кольцо магмы. Но так было не всегда. Если его теория верна, то миллиарды лет назад именно отсюда растекалась по тогда еще пустынной планете животворящая сила, разбрасывая семена будущей жизни. Потом огненное кольцо замкнулось, каменная чаша вулкана остыла и затвердела, ничего не выпуская наружу. Последний ручеек иссяк тысячу лет назад, когда вода ушла из затерянного города.