— Забудь о том, что сказала Зельда, — посоветовал я. — Зельда сумасшедшая. Ты абсолютно нормальный человек. Просто поверь в себя и сделай то, чего хочет эта девушка. Зельда просто погубит тебя.
— Ты ничего не знаешь о Зельде.
— Ну хорошо, — сказал я. — Остановимся на этом. Но ты пришел обедать для того, чтобы задать мне вопрос, и я попытался ответить тебе честно. Но он все еще сомневался.
— Хочешь, посмотрим картины, — преложил я. — Ты видел здесь что-нибудь, кроме Моны Лизы?
— У меня нет настроения смотреть картины, — сказал он. — Я обещал кое с кем встретиться в баре «Ритц».
Много лет спустя в баре «Ритц», когда уже давно кончилась вторая мировая война, Жорж, который стал теперь старшим барменом, а в те дни, когда Скотт жил в Париже, был chasseur[41], спросил меня:
— А кем был этот мосье Фицджеральд, о котором все меня спрашивают?
— Разве вы не знали его?
— Нет. Я помню всех клиентов того времени. Но теперь меня спрашивают только о нем.
— И что вы отвечаете?
— Что-нибудь интересное, что им любопытно услышать. Но скажите, кем же он был?
— Это был американский писатель, который писал в начале двадцатых годов и позже и некоторое время жил в Париже и за границей. — Но почему я его не помню? Он был хороший писатель? — Он написал две очень хорошие книги и одну не закончил, но те, кто хорошо знает его творчество, говорят, что она была бы очень хорошей. Кроме того, он написал несколько хороших рассказов. — Он часто бывал в нашем баре?
— Кажется, часто.
— Но вы не бывали у нас в начале двадцатых годов. Я знаю, что в те годы вы были бедны и жили в другом квартале.
— Когда у меня были деньги, я ходил в «Крийон».
— Я знаю и это. Я очень хорошо помню, когда мы познакомились.
— Я тоже.
— Странно, что я совсем его не помню, — сказал Жорж.
— Все эти люди умерли.
— Однако людей не забывают, хоть они и умерли, и о нем меня все время спрашивают. Вы должны рассказать мне о нем что-нибудь для моих мемуаров. — Хорошо.
— Я помню, как вы с бароном фон Бликсеном явились сюда однажды ночью… В каком это было году? — Он улыбнулся. — Он тоже умер.
— Да. Но его забыть нельзя. Вы понимаете, о чем я говорю? — Его первая жена прекрасно писала, — сказал я. — Она написала, пожалуй, самую лучшую книгу об Африке, какую мне приходилось читать. Кроме книги сэра Сэмюэля Бейкера о притоках Нила в Абиссинии. Включите это в свои мемуары. Раз вы теперь интересуетесь писателями. — Хорошо, — сказал Жорж. — Барон был человеком, которого нельзя забыть. А как называлась эта книга?
— «Вне Африки», — сказал я. — Бликсен очень гордился тем, как писала его первая жена. Но мы познакомились задолго до того, как она написала эту книгу.
— А мосье Фицджеральд, о котором меня все время спрашивают?
— Он бывал тут во времена Фрэнка.
— Тогда я был chasseur. Вы ведь знаете, что такое chasseur? — Я собираюсь написать о нем в книге о первых годах жизни в Париже, которую буду писать. Я дал себе слово, что напишу ее. — Прекрасно, — сказал Жорж.
— Я опишу его таким, каким увидел впервые.
— Прекрасно, — сказал Жорж. — Раз он заходил сюда, я его вспомню. Люди все-таки не забываются.
— А туристы?
— Это совсем другое. Но вы говорите, что он ходил сюда очень часто.
— Часто для него.
— Вы напишите о нем, как вы его помните, и раз он ходил сюда, я его вспомню.
— Посмотрим, — сказал я.
Когда нас стало трое, а не просто двое, холод и дожди в конце концов выгнали нас зимой из Парижа. Если ты один, то можно к ним привыкнуть и они уже ничему не мешают. Я всегда мог пойти писать в кафе и работать все утро на одном cafй-crиme, пока официанты убирали и подметали, а в кафе постепенно становилось теплее. Моя жена могла играть на рояле в холодном помещении, надев на себя несколько свитеров, чтобы согреться, и возвращалась домой, чтобы покормить Бамби. Но брать ребенка в кафе зимой не полагается-даже такого ребенка, который никогда не плачет, интересуется всем происходящим и никогда не скучает. Тогда еще не было людей, которых можно было бы нанять присмотреть за ребенком, и Бамби лежал в своей высокой кроватке с сеткой в обществе большого преданного кота по кличке Ф. Кис. Кто-то говорил, что оставлять кошку наедине с младенцем опасно. Самые суеверные и предубежденные говорили, что кошка может прыгнуть на ребенка и задушить. Другие говорили, что кошка может лечь на ребенка и задавить его своей тяжестью. Ф. Кис лежал рядом с Бамби в его высокой кроватке с сеткой, пристально смотрел на дверь большими желтыми глазами и никого не подпускал к малышу, когда нас не было дома, а Мари, femme de mйnage[42], куда-нибудь выходила. Нам не нужно было никого приглашать присматривать за Бамби. За ним присматривал Ф. Кис. Но когда ты беден-а мы были по-настоящему бедны, когда вернулись из Канады и я бросил журналистику и не мог продать ни одного рассказа, — зимой с ребенком в Париже приходится очень трудно. В возрасте трех месяцев мистер Бамби двенадцать дней плыл через Северную Атлантику на небольшом пароходе компании «Кю-нард», который отплыл из Нью-Йорка в январе и заходил в Галифакс. Он ни разу не заплакал в течение всего путешествия и весело смеялся, когда вокруг него на койке воздвигалась баррикада, чтобы в штормовую погоду он не скатился на пол. Но наш Париж был слишком холодным для него.