Он ощутил, что рядом кто-то стоит, – к нему наконец решился подойти осторожный Махмуд. Высокий красивый черноволосый турок лет тридцати пяти широко улыбнулся старому знакомому, и гусиные лапки у его глаз еще больше углубились.
– Привет, герр гаупткомиссар. Что новенького на фронте борьбы с преступностью?
Фабель рассмеялся.
– Как вам сказать? Воюем помаленьку. А так – все по-старому. Когда они нас, а когда мы их. А что новенького на порнографическом фронте?
– Да так, все по-старому. Трахаемся помаленьку. Когда они нас, а когда мы их.
Турок расхохотался так громко, что пожилая пара вскинула головы, коротко посмотрела на него и тут же опять погрузилась в унылое бессловесное созерцание горизонта.
– А говоря серьезно, – продолжил Махмуд, – совсем бизнес захирел. Кому теперь порнофотки нужны? Кругом царит видео – и такое, и сякое, и цифровое. – Он вздохнул и изобразил печальную задумчивость. – Добрая старая грязная фотография больше никого не интересует. Хоть в легальный бизнес подавайся!
– Ну, ну, не преувеличивайте, на ваш век желающих еще хватит, – сказал Фабель и после паузы продолжил уже серьезным тоном: – Рад видеть вас, Махмуд. Без шуток, как дела?
– Жаловаться не на что. Недавно толкнул таблоиду снимочек, которому любой папарацци позавидует, и только что обменял чек на деньги. «Шау маль!» выложил две тысячи евро за фотографию одного из наших добропорядочных и пресолидных сенаторов – на выходе из стрип-клуба.
– Вы работаете и для «Шау маль!»? – озадаченно спросил Фабель. – Они же иностранцев на дух не выносят!
Махмуд рассмеялся.
– Если светит поднять тираж – они готовы сотрудничать хоть с турком, хоть с чертом.
– Как я догадываюсь, подловленный вами сенатор – социал-демократ? – спросил Фабель. – Что очень на руку обоим Айтелям.
– А-а, мне плевать! Все сенаторы одним миром мазаны…
– Не могу понять, какого дьявола вы имеете дело с этим журнальчиком. Вокруг него группируется всякая шваль – это же, по сути, просто шайка ублюдков-расистов.
Махмуд пожал плечами. Улыбка пропала с его лица.
– Послушайте, я родился и вырос в Германии и считаю себя немцем. Но потому, что мои родители прибыли сюда в качестве гастарбайтеров, большую часть моей жизни я прожил со статусом иностранца, без нормального немецкого паспорта и права называться немцем. Только правительство канцлера Шрёдера восстановило справедливость, и теперь я, с диким опозданием, немец не только по ощущению, но и по паспорту… Поэтому, настрадавшись, я решил не деликатничать – из страны, которая относится ко мне с такой, мягко говоря, настороженностью, я выжму по полной, особенно стесняться не стану!
Фабель в замешательстве молча смотрел в воду. Паром, постояв у причала в Уленхорсте, на восточном берегу Альстера, теперь взял курс на юг.
– Не мне судить вас, Махмуд, – сказал Фабель. – Хотя злостью жить нехорошо… Но у меня впечатление, что вы талантливый человек. Вы мне показывали ваши фотографии из быта здешних турецких иммигрантов – блестящие работы. Досадно видеть, как вы изводите свой талант на пустяки.
– Спасибо на добром слове, Йен. Теми работами я и сейчас горжусь. Увы, их никто не покупал. Пришлось щелкать дешевку для поганых таблоидов, а когда я понял, что этим заработком семью не прокормишь, переметнулся на порнуху. Сами знаете, меня от всякого непотребства с души воротит, но я должен хорошо зарабатывать – ртов-то у меня дома немало!
– Понимаю…
– Ну да ладно, – сказал Махмуд, опять улыбаясь и переходя на веселый тон, – вы, надо думать, не душу мою спасать явились, герр гаупткомиссар. Чем я вам могу помочь?
– Есть кое-какие проблемы. Для начала посмотрите… – Фабель вынул из внутреннего кармана куртки фотографию лица сегодняшней убитой. Снимок был сделан в морге – кровь смыта, волосы аккуратно зачесаны. Однако смерть и безжалостно яркое освещение превратили лицо в белую маску. – Больше ничего для опознания нет, есть еще только истрепанная подростковая фотография – нечеткий средний план. Узнаете эту женщину?
Махмуд покачал головой:
– Нет, не узнаю.
– Присмотритесь. Я думаю, она была дорогой проституткой. Возможно, работала и в порнобизнесе.
– Со мной она никогда не работала. Хотя, конечно, это явно не лучшее ее фото… Затрудняюсь точно сказать – передо мной много лиц мелькает…
Махмуд протянул фотографию гаупткомиссару.
– Оставьте себе, – сказал Фабель. – По возможности, поспрашивайте вокруг. Это для меня очень важно.
– А как ее звали?
– Тут у нас большая загвоздка, Махмуд. Нам про нее практически ничего не известно. Зовут якобы Моник; мы полагаем, что это всего лишь профессиональная кличка. Так что мы не знаем ни имени, ни фамилии, ни постоянного места проживания. Единственная примета – шрам от пулевого ранения на правом бедре. По нашей оценке, ее ранили лет пять-десять назад. Ничего в этой связи не припоминаете?
– Увы, Йен… Попробую что-нибудь выяснить. А как ее убили?
– Кто-то вздумал попрактиковаться на ней в анатомировании. Вскрыл ей грудь и вырвал легкие.
– Вот паскудство! Есть же такие изверги! – ошарашенно воскликнул Махмуд. Фабель всегда дивился, как Махмуд, вращаясь в таких кругах и занимаясь такой работой, до сих пор не стал циником, не отупел и сохранил нормальные человеческие чувства. – Это то самое сенсационное убийство, про которое сегодня трубят все газеты?
– Да, то самое, черт бы его побрал, – кивнул Фабель. – Поймать этого психа для нас сейчас задача номер один. Явно серийный убийца. А значит, сам он не остановится. Я обязан схватить его, прежде чем подонка потянет на новое приключение.
– Обещаю сделать все, что в моих силах. Но вы сами знаете – мне приходится действовать и расспрашивать осмотрительно. Я общаюсь с не очень-то сознательной публикой, им гражданский долг до одного места. Если они заподозрят, что я помогаю полиции, то я на этом свете не заживусь.
– Отлично понимаю. И прошу вас в этом случае быть особенно осторожным.
– Почему?
– У этой истории фон какой-то нехороший. Зачем-то путается под ногами БНД, будто у них своих дел мало. А парень, у которого Моник снимала квартиру, бывший сотрудника МОГа.
Махмуд присвистнул.
– Ганс Клугманн?
Фабель удивился осведомленности Махмуда.
– Вы с ним знакомы?
– Не то чтоб близко, но дорожки наши пересекались, – неопределенно протянул Махмуд, потом вдруг отступил на шаг от Фабеля и взволнованно воскликнул: – Погодите-ка! Клугманн ведь связан с Ерсином Улугбаем и Мехметом Илмазом. Правильно?
– Мы полагаем, что да.
– Послушайте, Йен, я вам всегда помочь рад и помогал не раз. Как ни крути, я ваш большой должник… Но разнюхивать в окружении Улугбая – нет, увольте! Он не только самый влиятельный турецкий крестный отец в Гамбурге, но и совершенно рехнутый. Дунь в его сторону – живьем кожу с морды сдерет!