Они поместили Марию в холодильник для мясных туш и включили его. Тот самый холодильник, который, как уверил ее Бусленко — нет, Витренко! — не работал. Неужели он уже тогда знал, что убьет ее именно здесь? Она поискала глазами хоть что-нибудь, пусть даже грязную тряпку, чтобы прикрыть наготу и хоть немного отодвинуть неизбежную смерть от переохлаждения. Ничего не найдя, она еще сильнее обхватила колени руками. На Витренко это не было похоже. Смерть здесь была бы слишком простым решением. Да, сейчас ей безумно холодно, но она знала, как действует гипотермия: очень скоро она перестанет дрожать, а затем даже почувствует тепло. Оно накатится вместе с мягкой сонливостью, обусловленной воздействием эндорфинов, начинающих насыщать тело по команде мозга. И она мирно заснет, чтобы уже никогда не проснуться.
Нет, на Витренко это не похоже. В этой смерти не было достаточно боли. Достаточно ужаса. Достаточно страха.
Мария получила все ответы позже, но насколько позже — определить ей не удалось. С громким лязгом отодвинулся засов, и дверь в холодильник распахнулась. В проеме стоял Витренко с новым лицом и холодным тяжелым взглядом старых глаз. Рядом с ним с пистолетом в руке — Ольга Сарапенко. Оба одеты в пальто. Витренко безучастно разглядывал Марию.
— Если я буду говорить, ты в состоянии меня понять?
Мария кивнула, но движение головы было почти незаметно на фоне дрожи и судорог.
Витренко подошел к ней и рывком поднял на ноги. Она, сопротивляясь, старалась прикрыть свою наготу, но он ударил ее тыльной стороной ладони по лицу наотмашь. Потом еще раз. И еще. Мария почувствовала во рту вкус крови и удивилась, какая та была холодная. Витренко оттолкнул ее, и она рухнула на грязный ледяной пол. Тепло от содранной кожи показалось ей даже приятным.
— Если я буду говорить, ты в состоянии меня понять? — повторил он.
— Да, — услышала Мария свой едва слышный голос. Она хотела ему сказать, что ее голос дрожал от холода, а не страха.
— Ты все еще жива только потому, что я хочу тебя использовать. Если перестанешь быть мне нужной, убью. Тебе это ясно?
Мария снова кивнула, и тяжелый ботинок Витренко обрушился на ее ребра.
— Тебе это ясно?
— Да! — с вызовом крикнула она. Внутри у нее что-то хрустнуло, но она не обратила на это внимания. — Да, ясно!
— Ты меня просто умиляешь… — сказал Витренко. — Ты считаешь, что если я смог так повлиять на твою жизнь, то ты сможешь повлиять и на мою. А на самом деле ты никто, просто пустое место! Тебе кажется, что ты что-то собой представляешь, имеешь какую-то ценность, но ты ошибаешься. Ты из кожи вон лезла, чтобы осложнить мне жизнь. А ты знаешь, как я наказываю тех, кто осложняет мне жизнь? Знаешь?
— Да, — вяло произнесла Мария.
— Ты можешь оказаться мне полезной по двум причинам. Во-первых, как проводник к информаторам в моей организации и сведениям, собранным на меня вашим Федеральным ведомством по уголовным делам.
— У меня нет доступа… — сказала Мария.
— Я не говорил, что ты можешь предоставить мне эту информацию или что у тебя есть доступ. Я сказал, что ты можешь явиться средством для ее получения. А вторая причина, скорее завершающая… Когда ты перестанешь быть мне нужной, я собираюсь использовать тебя, чтобы преподать урок другим. Как я всегда поступал, в том числе и с Бусленко, я покажу на твоем примере, что сделаю с каждым, кто посмеет встать на моем пути. На что ты рассчитывала? — Витренко вопросительно посмотрел на нее, будто хотел понять, как можно оказаться такой глупой. — Я подарил тебе жизнь. Той ночью на поле, когда ты пыталась меня остановить. Ты считаешь, что мой нож случайно не достал до твоего сердца? Да ты представляешь, сколько сердец я проткнул насквозь? Разрезал, как яблоко, на две половинки?
Мария с трудом поднялась. Она старалась не думать, как выглядело ее исхудавшее и посиневшее от холода тело.
— Почему же ты со мной не покончишь? — с вызовом спросила она. — Почему не убьешь?
Витренко снова наотмашь ударил ее по лицу. Она пошатнулась, чувствуя, как перед глазами все поплыло. На виске и щеке опять появилось ощущение тепла.
— Ты не слышишь, что я говорю? Мне нужен доступ к так называемому досье на Витренко, хранящемуся в БКА.
— Зачем? Оно тебе не нужно — я сама могу рассказать все, что тебе следует знать. Ты считаешь себя Чингисханом, или Александром Македонским, или еще кем-то вроде них. А знаешь, что говорится в этих файлах? Что ты неудачник! Бывший младший командир с комплексом Наполеона. Ты не воин, Витренко. Ты самый обычный мелкий мошенник. — Мария порадовалась, что теперь ее голос не выдал, как ей страшно.
Витренко улыбнулся:
— Спасибо, что поделились своими догадками, фрау Клее, но мне гораздо интереснее узнать, какую информацию собрала ваша оперативная группа по моим операциям. Мне нужно это досье. Не то, что мы забрали у Бусленко. Мне нужна полная немецкая версия.
— А у меня есть вопрос: если ты такой крутой руководитель преступного мира, то как же позволил мне убить твоего заместителя?
— Молокова? — Витренко ухмыльнулся. — Я не позволил тебе убить его… я заставил тебя его убить. И сделал это, потому что уверен: он пошел на сделку с немецкими властями. Думаю, что он хотел меня им выдать. Я не знаю наверняка, но не исключаю, что именно он был вашим информатором. Он был амбициозным и бесчестным. Я должен был от него избавиться, и мне показалось забавным, если за меня это сделаешь ты. Тем более что это отлично вписывалось в мой план. Скажите, фрау Клее, ваша готовность пожертвовать жизнью, когда вы разбирались с Молоковым на том заводе, была продиктована желанием спасти меня как Бусленко или убить меня как Витренко?
— Догадайся сам.
— А то место тебе понравилось? — На его губах снова заиграла жестокая улыбка. — Я имею в виду поле и все остальное. Я специально устроил встречу с Молоковым именно там, зная, что ты оценишь это по достоинству. А мне удалось тогда испортить тебе всю оставшуюся жизнь, верно, Мария? Я знаю, что случилось с твоим парнем, знаю о больничном и лечении у доктора Минкса. Думаю, ты не имеешь права называть кого-то сумасшедшим. Кстати, нам пора перейти к кодам доступа и известным тебе паролям для входа в базу данных Федерального ведомства по уголовным делам.
— Они тебе мало что дадут, — сказала Мария.
— Пусть это тебя не волнует: мы знаем, что ты очень и очень мелкая рыбешка. И помочь нам подобраться к досье ты можешь не этим. И все-таки, какие коды и пароли доступа тебе известны? Ты их помнишь наизусть или где-то записала?
— Закрой за собой дверь, когда будешь уходить, — сказала Мария, не в силах сдержать новый приступ дрожи. — Здесь ужасный сквозняк!
— О нет, в мои планы не входит заморозить тебя до смерти, Мария. — Витренко кивнул Ольге Сарапенко, та передала ему свой пистолет и вышла из помещения, однако почти сразу вернулась с большим ведром, из которого поднимался пар. Не говоря ни слова, Ольга опрокинула обжигающее содержимое ведра на голую кожу Марии, и та закричала от нестерпимой боли. Казалось, что ее лицо, руки, грудь охватили жаркие языки пламени, и она повалилась на пол и начала судорожно корчиться. Агония от ошпаривания казалась вечной. Наконец ей удалось оторвать ладони от лица и опустить глаза на руки и ноги. Она ожидала увидеть побагровевшую от ожогов и вздувшуюся волдырями кожу, но все выглядело нормально. Места, куда попала вода, просто слегка порозовели. Витренко дождался, пока Мария придет в себя.