— Именно так все было с тобой?
Надя промолчала, но по ее щеке скатилась слеза, которую она резко смахнула рукой.
— То же самое они сделали с девушкой, которую вы называете Ольгой. Она им поверила. Ей пообещали хорошую работу на Западе. Она поверила, потому что они украинцы, как и она.
— Украинцы? — У Марии сдавило грудь, старая рана, казалось, вновь напомнила о себе. — Говоришь, заправляют этим «Фермерским рынком» украинцы?
Надя тревожно оглянулась на заводскую дверь.
— Мне уже надо идти…
Мария пристально уставилась на тощую молодую проститутку:
— Тебе имя Василь Витренко ни о чем не говорит?
Надя покачала головой. Мария полезла в свою сумку и достала цветную поясную фотографию мужчины в советской военной форме.
— Василь Витренко. Может, кто-то из заправил этого «Фермерского рынка» упоминал его имя? Не этот человек, случаем, там главный?
— Не знаю. Я его не видела. Я отдаю деньги другому человеку.
— Ты уверена, что никогда его не встречала? — Мария поднесла снимок поближе к глазам Нади, и в ее голосе явственно прозвучали требовательные нотки. — Посмотри на его лицо. Присмотрись.
Надя более внимательно изучила фотографию.
— Нет… Я никогда его не видела. Такого не забудешь.
Напряжение мгновенно отпустило Марию. Она бросила взгляд на фото. Василь Витренко смотрел со снимка изумрудными глазами, такими же жестокими и сверкающими, как центр ада.
— Да уж… — пробормотала она. — Не забудешь, это точно.
12.30. Гамбургский порт
Дирк Штеллеманс уже был патрульным и носил форму, когда Фабель только пришел работать в полицию Гамбурга. Этот приветливый улыбчивый здоровяк и обучил Фабеля всяким мелочам, которые должен знать коп и которым не учат в полицейской школе, — как входить в помещение и сразу же просчитывать ситуацию и оценивать угрозу. Штеллеманс нес службу в Санкт-Паули, в знаменитом полицейском участке «Давидвахе». Поскольку никак не меньше двухсот тысяч человек каждый уик-энд посещали эти два квадратных километра баров, театров, танцклубов, стрипклубов и, естественно, знаменитую Репербан, это был район, где самым эффективным оружием полицейского считалось умение разговаривать с людьми. Дирк показал Фабелю, как можно разрулить взрывоопасную ситуацию, всего лишь бросив пару нужных слов. И люди, буквально напрашивавшиеся на арест, с улыбкой расходились по своим делам. Все зависит от подхода к делу. Фабель был поражен талантом Дирка и завидовал хорошо подвешенному языку. Фабель отлично знал свои сильные стороны как полицейского, но и свои слабости тоже. Он отлично понимал, что иногда мог бы добиться от свидетеля или подозреваемого больше, если бы умел правильно подбирать к нему ключик.
Дирк был рядом, когда Фабеля с напарником подстрелили. Неудачное ограбление, совершенное группой террористов… Фабель тогда получил серьезное ранение, а его напарник не выжил. Франц Веберен, двадцати пяти лет от роду, женатый менее трех лет, отец полуторагодовалого сына, лежал на улице возле коммерческого банка и дрожал от холода, а кровь вытекала из него, образовывая темную лужу на светлом асфальте.
Это был самый паршивый день за всю карьеру Фабеля. И закончилось все на пирсе на берегу Эльбы, где раненый Фабель стоял напротив семнадцатилетней девчонки, вооруженной трескучими политическими лозунгами и пистолетом, который она упорно отказывалась бросить.
«Она отказалась бросить пистолет…» Фабель повторял эту фразу как мантру вот уже много лет, словно пытаясь таким образом отбросить мысль о том, что он отнял у той девчонки жизнь, выстрелив ей в лицо, и она упала, как сломанная кукла, в темные холодные воды Эльбы. Дирк постоянно находился рядом с Фабелем. Каждый день, когда не был на дежурстве, он навещал Йена. И когда тот приходил в сознание, то всегда видел массивного надежного Дирка, сидевшего у больничной койки.
Именно тогда Фабель узнал, что существуют узы, которые, единожды образовавшись, уже не разорвутся никогда.
Сейчас Дирк был на пенсии и вот уже три года владел закусочной рядом с портом. Фабель приходил туда как минимум раз в две недели. Не потому, что ему так уж нравился способ приготовления Дирком жареной колбасы под соусом карри, а потому, что оба мужчины испытывали необходимость в безобидном легком подтрунивании друг над другом, ставшем неотъемлемой составляющей их дружбы.
Но порой Фабелю требовалось нечто посерьезнее. И когда ему попадалось какое-нибудь дело, задевавшее его сильнее обычного, или происходило убийство, потрясавшее его, несмотря на все годы работы, где он постоянно сталкивался со смертью, то он шел не к Отто Йенсену, своему лучшему другу, с которым у них было много общего, а к Дирку Штеллемансу.
Стойка в закусочной Дирка вполне соответствовала его внушительной внешности: безукоризненно чистая и блестящая, окруженная россыпью высоких столиков под белыми зонтиками. Дирк, в кипенно-белой поварской куртке, трещавшей на его массивной фигуре, и фартуке, просиял при виде Фабеля.
— Так-так… Вижу, ты сыт по горло дорогущими харчевнями Позельдорфа… — Дирк заговорил с Фабелем на фризском. Они оба были уроженцами Восточной Фризии и всегда разговаривали на этом диалекте: древней смеси германского, голландского и древнеанглийского языков. — Угостить тебя настоящей едой?
— Сойдет «Евер» и сырные шарики, — виновато улыбнулся Фабель. Он всегда тут заказывал на ленч одно и то же. С раздражением подумав о собственной предсказуемости, он отхлебнул глоток терпкого, с травяным привкусом, восточнофризского пива.
— Ты жизнерадостен, как всегда. — Дирк облокотился на стойку. — Что стряслось?
— Читал об убийстве Ганса Йохима Хаузера?
— Насчет Гамбургского Парикмахера? — Дирк пожевал губу. — Который грохнул Хаузера и еще какого-то ученого хмыря? Это дело ты ведешь?
Фабель, кивнув, отхлебнул еще пива.
— Это просто что-то с чем-то. Фиг его знает, откуда пресса узнала подробности, но сведения в публикации точные. Этот малый действительно снимает скальпы.
— Он правда красит им волосы в рыжий цвет?
Фабель снова кинул.
— Ерунда какая-то. — Дирк скептически поморщился. — Господь свидетель, я много чего повидал за время службы, но всегда находится очередной придурок, который преподносит что-то новенькое. Должно быть, этот малый — полный псих.
— На первый взгляд да. — Фабель посмотрел на стакан в руке, потом отпил еще глоток пива. — Но фишка в том, что он не уносит трофеи с собой, а пришпиливает где-нибудь на видном месте.
— Послание?
— Начинаю думать, что да, — пожал плечами Фабель. Несмотря на солнечный день, он ощущал какой-то внутренний холод. Возможно, от пива. А возможно, это было проявлением беспокойства, не покидавшего его с того самого момента, как он увидел фотографию «человека из Ной-Верзена». Рыжего Франца, чьи волосы приобрели почти красный цвет после тысячелетнего сна в холодном темном болоте. — Но почему он это делает? — Фабель задал вопрос скорее себе, чем Дирку. — И в чем смысл окрашивания в красно-рыжий цвет?