Сёрен стремительно худел, а где-то в середине января взял бессрочный отпуск. Бо звонил каждый день, Сёрен не брал трубку. Однажды он позвонил с чужого номера и сумел обхитрить Сёрена. Бо закричал, и Сёрен бросил трубку. После этого он на телефонные звонки больше не отвечал. Дважды в его дверь настойчиво звонили ночью, и Сёрен знал, что это Бо. Он не открывал, продолжал тихо лежать под одеялом. В конце концов Бо сдался.
Сёрен проводил все дни у Кнуда, гладил старика по волосам и видел, что тот усыхает на глазах.
— Тебе не нужно на работу? — спрашивал Кнуд. Сёрен качал головой.
Весь день накануне своей смерти Кнуд пролежал в забытьи в гостиной дома на Снерлевай под морфиновой капельницей, Сёрен был рядом с ним. Но около девяти вечера Кнуд неожиданно проснулся и стал искать внука взглядом. Голубые глаза Кнуда смотрели совершенно ясно, но язык еле ворочался.
— Вибе, — сказал он.
— Вибе сегодня нет. Позвонить ей?
Вибе пригласили на свидание, они договорились, что она возьмет с собой мобильный и будет держать его в беззвучном режиме, чтобы Сёрен мог позвонить, если станет совсем плохо. Сёрен потянулся за телефоном.
Кнуд издал недовольный звук, заставивший Сёрена остановиться.
— Нет, не звони, — простонал он. Он повращал глазами несколько раз, потом веки тяжело опустились, и в тот момент, когда Сёрен встал, чтобы сделать кофе, Кнуд снова подал голос: — Мужчина должен любить свою женщину, — он запнулся, глотая воздух, — как я люблю Эллу, — Кнуд был единственным, кто называл Эльвиру Эллой.
— Я радуюсь смерти, — сказал он, и голос его звучал теперь удивительно ясно, как у того Кнуда, которого Сёрен знал с детства. — Потому что я снова ее увижу. — Он криво улыбнулся. Кнуд был архиатеист. По его щеке катилась слеза. — И я так хочу снова ее увидеть.
Сёрену приходилось сдерживаться, чтобы самому не разрыдаться.
— А Вибе…
— Мы договорились, что я ей позвоню, — снова сказал Сёрен.
— Заткнись, — прошипел Кнуд, коротко обругать Сёрена причиняло ему меньше боли, чем долго объясняться с ним. — Вибе была нам с Эллой как дочь, — его голос снова стал спокойным, — но если ты кого-то любишь, ты всегда готов за него умереть.
Его веки опять опустились. Сёрен сидел неподвижно, как изваяние. Кнуд снова открыл глаза и сказал:
— А ты не готов умереть за Вибе. В этом я уверен.
Это были последние слова Кнуда. Сёрен лег головой на покрытое одеялом иссохшее бедро своего дедушки и заплакал. Этому не будет конца. Он почувствовал, что Кнуд пошевелил рукой, но дотянуться до головы внука ему не хватило сил. Сёрен был самым молодым начальником отдела убийств в истории Дании, он мог разоблачить убийцу по одному волоску брови, дрогнувшему когда Сёрен вошел в комнату для допросов, он умел отматывать назад, пока решение любой загадки не ложилось перед ним разгаданным. Но все, кого он любит, умирают.
Сёрен поставил машину на парковке перед полицейским участком Беллахой, поднялся по лестнице, включил кофеварку и пошел в свой кабинет, пока кофе сочился через фильтр. Все это было уже так давно. Эльвира, Майя, Кнуд. Почти три года назад. Сёрен посмотрел на небо, казалось, что вот-вот пойдет снег, хотя был только октябрь. Он немного порылся в беспорядке на рабочем столе, пытаясь отыскать рапорт, который ему нужно было дописать. Вдруг Хенрик без стука распахнул дверь в кабинет Сёрена.
— Привет, Сёрен, — сказал Хенрик. — Хочешь с нами на лекцию на естественно-научном факультете?
Сёрен посмотрел на него вопросительно, потянулся за своей курткой и стал ее надевать.
— Один парень, Йоханнес Тройборг, совершенно вне себя, позвонил час назад в «один-один-два», потому что его научный руководитель умирал у себя в кабинете. Сайр и Мадсен поехали вместе со «скорой помощью» и только что сообщили, что умерший — Ларс Хелланд, пятьдесят семь лет, биолог, профессор Копенгагенского университета. Судя по первому отчету врача «скорой помощи», Хелланд умер от сердечного приступа, — Сёрен собрался снова снимать куртку. — Но, — продолжил Хенрик, заглядывая в свои бумаги, — его язык откушен и лежал на грудной клетке, молодой Тройборг был совершенно вне себя от этого зрелища. Судмедэксперт и ребята из технического отдела уже едут. Ты с нами?
Сёрен поднялся и застегнул «молнию» на куртке. Они вместе спустились в гараж и на высокой скорости рванули в сторону Копенгагенского университета. Хенрик рассказывал совершенно идиотский анекдот, Сёрен смотрел в небо, казалось, оно вот-вот лопнет.
Канадец Клайв Фриман последние тридцать два года был профессором палеоорнитологии отделения эволюции, палеобиологии и систематики птиц в Университете Британской Колумбии. Он жил на острове Ванкувер, недалеко от кампуса, и специализировался в области эволюции птиц. Птицы произошли от примитивной рептилии, так называемого текодонта, и самым очевидным кандидатом на пост птичьего предка была архозавр лонгисквама. Другие ученые по всему миру, ученые, которых Фриман уважал, считали, что птицы произошли от динозавров. Фриман же был с этим не согласен.
Клайв вырос на самом севере Канады, он был единственным ребенком известного ученого, биолога-бихевиориста Дэвида Фримана, одного из самых видных специалистов по волкам в Канаде второй половины XX века. Дэвид научил своего сына всему, что можно знать о лесе и о тех процессах, которые протекают в деревьях, в почве, о том, что происходит между животными и в организме самих животных. Никто никогда не сомневался в том, что Клайв, когда вырастет, станет биологом.
Когда Клайву исполнилось двенадцать, он решил, что будет изучать птиц. Птицы — это самые сложные животные на земле. Они произошли от примитивной рептилии, которая была также предком черепахи и крокодила. У них скелет обтекаемой формы, а полые кости, заполнены воздухом, благодаря чему у птиц такие грациозные движения, их оперение безупречно, а процесс откладывания яиц не имеет аналогов. Никто, конечно, не думает об этом, когда воробьи обклевывают газоны или когда голуби гадят на машины, и это Клайву тоже нравилось. Ему нравилось быть единственным, кто сумел разглядеть в грязи бриллиант.
Отец Клайва его страсти к птицам не разделял.
— Просто поразительно, как же мало ты знаешь о волках, особенно если учесть, что твой отец — главный мировой специалист по волкам, — сказал он однажды за ужином, когда пытался проверить знания Клайва о зубах млекопитающих и Клайв отвечал не очень хорошо. Моляры и премоляры. И малые коренные зубы, добавил он. Отец посмотрел на него долгим взглядом.
— Премоляры и есть малые коренные зубы, идиот, — сказал он наконец, поднимаясь из-за стола и направляясь в свой кабинет. Клайву так хотелось бы рассказать ему вместо зубов о клюве. Клюв — это само совершенство, орган, настолько приспособленный к своим функциям, что это просто не укладывалось у Клайва в голове. Длинные, тонкие клювы, короткие, неуклюжие, загнутые клювы. Клювы растительноядных, клювы всеядных, клювы плотоядных — для всех возможных целей существовали свои виды клювов. Сердце Клайва было отдано птицам, и ему было наплевать на то, что они не млекопитающие.