— Выходи, посидим немного в гостиной, — сказала она.
Анна поднялась. В гостиной ее ждала чашка чая. Белая лента пара поднималась к потолку. Анна не могла заставить себя посмотреть на Лене. Какой-то мужчина ее ждал. Неизвестно кто, и, видит бог, все это очень странно. Но одно Анна знала наверняка — она разузнает, кто это был. Завтра или через три дня. Лене считала, что это просто какой-то робкий поклонник. Поколебавшись, она признала, что тоже считает все это странным.
Анна паниковала, и Лене это видела. Слезы бежали по лицу Анны, и Лене гладила ее по руке.
— Я хочу лечь, — пробормотала Анна.
— Ты в порядке? — спросила Лене. — Я могу посидеть еще немного, если хочешь.
— Не нужно, — ответила Анна, — все в порядке. Я просто устала.
Оставшись одна, Анна сняла с себя сырой спортивный костюм и уселась голая на стул перед камином. Она открыла дверцу и подставила себя струям тепла. Потом проверила свой телефон. Только один из неотвеченных звонков был от Лене, остальные два — с мобильного Сёрена Мархауга. Йоханнес так и не звонил. Она положила голову на спинку стула и долго сидела, рассматривая висевшую над камином фотографию в рамке. Черно-белая фотография, которая сопровождала ее с детства. Сесилье и Йенс, оба молодые, у обоих длинные непослушные волосы и ни одной морщинки вокруг глаз. Йенс обнимал Сесилье за плечи, казалось, он немного подталкивал ее к объективу. Анна выглядывала между ними, смеясь, с сияющими глазами.
Анна всегда любила эту фотографию, но вдруг перестала понимать почему. Сесилье вовсе не выглядит веселой. Губы улыбаются, но глаза свинцовые. Рука Йенса тяжело лежит на ее плечах: казалось, ослабь он хватку — и она вывалится из фотографии. Взгляд Йенса полон решимости — мол, эта фотография должна быть сделана во что бы то ни стало. Как будто он знал, что это мгновение любой ценой должно быть запечатлено, чтобы его отпечаток мог сопровождать его дочь во взрослой жизни и напоминать ей о счастливом детстве. Улыбка Анны сияющая, у нее веселые звездочки в глазах и абсолютно беззаботный вид. Но взрослым было не до веселья.
Около полуночи она разложила по полу в гостиной документы — свои и Лили. В ее собственных бумагах был относительный порядок, это была заслуга Сесилье. Анна взглянула на свое свидетельство о рождении. Когда родилась Лили, они с Томасом ужасно спорили из-за того, как ее назвать, и в конце концов, за два дня до истечения предусмотренных на это законом шести месяцев, бросили жребий.
«Иначе ее будут звать Маргрете Вторая», [2] — сказала Анна — и облегченно выдохнула, когда прочла «Лили» на бумажке-победительнице. Она вдруг задумалась о том, что во времена ее собственного детства правила, должно быть, были мягче — иначе как бы она получила свидетельство о том, что ее зовут Анна Белла Нор, 12 ноября 1978 года, спустя почти одиннадцать месяцев после рождения? Она отложила свидетельство о рождении в сторону и принялась рассматривать бумаги Лили, которые кучей лежали в большом коричневом конверте. Цветная детская книжка для записей патронажной сестры, первые фотографии из родильного зала, браслет из послеродовой палаты. Все это Анна должна была вклеить в большую книжку-альбом о Лили, но так и не собралась. Они с Томасом разошлись между обязательными осмотрами в девять и в двенадцать месяцев, и патронажная сестра была ужасно удивлена, когда пришла проведать Лили и застала Анну совершенно не в себе. Анна заварила чай, пока патронажная сестра катала перед Лили разноцветные шары. Вдруг сестра сказала:
— А вы ведь были такой прекрасной семьей.
Анна понимала, что она не хотела сказать ничего плохого, но все-таки развернулась и яростно произнесла:
— И мы продолжаем быть прекрасной семьей. С Томасом или без него.
Патронажная сестра извинялась, Анна плакала, а Лили не хотела больше смотреть на разноцветные шары.
Анна немного опасливо принялась листать детскую книжку Лили, переживая, что воспоминания могут нахлынуть и сбить ее с ног. Режущиеся зубы, бесконечные ночи, когда Анна вставала, брала плачущего ребенка, чтобы не мешать Томасу, и ходила взад-вперед по квартире, доведенная почти до сумасшествия — и в то же время такая счастливая, какой уже вряд ли когда-то будет. Лили набирала вес, цифры были увековечены в книге аккуратным почерком медсестры. Анна провела кончиками пальцев по списку достижений Лили, нараставшему от осмотра к осмотру.
Собственная детская книга Анны за 1978 год была оранжевой и на шершавой бумаге, и тон в ней был более непосредственный, чем в книге Лили. Анна с любопытством ее пролистала. Она прочитала, что начала ползать, когда ей было около восьми месяцев, и сделала первые шаги через два дня после своего первого дня рождения. Медсестра советовала давать ей рыбий жир и вареный яичный желток и была очень довольна тем, что Анна охотно ест и мясо, и фрукты. Должна быть еще одна книга, подумала Анна, листая. В той, которую она держала в руках, записи начинались в сентябре 1978-го, когда Анне было около восьми месяцев, и заканчивались в январе 1979-го. «Анна говорит „ой“ и „нет“» — было записано в конце. Анна улыбнулась. Патронажную сестру звали Улла Бодельсен, ее имя было выписано изящным школьным почерком над специальной пунктирной линией на первой странице.
Она поднялась, подошла к компьютеру, запустила поиск на имя «Улла Бодельсен» и получила два результата. Улла Каруп Бодельсен, живущая в Скагене, и просто Улла Бодельсен, живущая в Оденсе. Анна записала оба номера и немного подержала бумажку в руках, прежде чем отложить ее. «Анна говорит „ой“ и „нет“», крутилось у нее в голове. Она развернулась и снова посмотрела на фотографию. Сесилье и Йенс улыбались, но искренней была только улыбка Анны, потому что ей на фотографии было три года и у нее не было никаких задних мыслей. Точно как у Лили.
Анна легла только около часу. Впервые за последние дни она спала глубоко и спокойно.
В четверг утром Анна проснулась от холода. Она зажгла свет, поставила на большую мощность батареи и сварила овсянку, переборщив с сахаром.
— М-м-м, — сказала Лили, изящно снимая с каши скальп ложкой. — Еще сахару.
Анна добавила немного сахару и прижалась лицом к шее дочери.
— Я сегодня рано тебя заберу, — прошептала она.
— Я хочу к бабушке, — сказала Лили.
Анна села на корточки и посмотрела Лили в глаза:
— Нет, Лили. Ты не пойдешь сегодня к бабушке.
— Бабушка печет блины, — добавила Лили.
— Я тоже напеку тебе блинов, — пообещала Анна. — С мороженым.
— С мороженым! — прокричала Лили, сияя от радости, и развернулась к холодильнику.
— Не сейчас, Лили, днем, — ответила Анна.