Дальше он подумал о Соне Рейнольдс. Они договорились, что он пришлет ей хотя бы еще один портрет. Сейчас это казалось чем-то бессмысленным, пустой тратой времени. Тем не менее он собирался ей перезвонить и поговорить на эту тему, а затем закончить обещанную работу. И на этом все. Внимание Сони было ему приятно, оно щекотало самомнение и сулило приключения, но слишком дорого стоило и ставило под угрозу более важные вещи.
250-километровый путь от Вичерли до Уолнат-Кроссинг из-за снега занял пять часов вместо трех. Когда Гурни свернул на дорогу, ведущую в гору, к его дому, у него как будто включился автопилот. Окно машины было немного опущено, чтобы постоянный приток морозного воздуха помогал вести. Съезжая на луг, отделявший амбар от дома, он заметил, что снежинки больше не несутся на него, как раньше, а падают вертикально вниз. Он медленно проехал по лугу и, прежде чем остановиться, развернул машину в восточную сторону, чтобы солнце, когда кончится метель, светило на лобовое стекло и не дало ему заледенеть. Затем он откинулся на сиденье, не в силах пошевелиться.
Он так устал, что, когда зазвонил телефон, несколько секунд соображал, что это за звук.
— Да? — прохрипел он.
— Можно поговорить с Дэвидом? — спросил женский голос.
— Это Дэвид.
— Ах, это вы, я вас… не узнала. Это Лора, из больницы. Вы просили перезвонить вам… если что-нибудь случится, — добавила она с многозначительной паузой, выдававшей надежду на то, что у просьбы перезвонить есть более глубокие причины.
— Да-да. Спасибо, что вспомнили.
— Рада помочь.
— Так что случилось?
— Мистер Дермотт умер.
— Простите? Можете повторить?
— Грегори Дермотт, пациент, про которого вы спрашивали, умер десять минут назад.
— А причина смерти?
— Официальной версии пока нет, но когда его привезли, ему сделали томографию, и она показала перелом черепа с обширным кровоизлиянием.
— Ясно. Наверное, это неудивительно, после такой травмы.
— Совсем неудивительно.
Он испытал смутное беспокойство, похожее на тихий вскрик на громком ветру.
— Что ж. Благодарю вас, Лора. Спасибо за звонок.
— Пожалуйста. Я могу вам еще чем-то помочь?
— Вряд ли, — ответил он.
— Вам надо выспаться.
— Это правда. Спокойной ночи. И еще раз спасибо.
Сперва он отключил телефон, затем погасил фары и снова откинулся на сиденье, не в силах пошевелиться. Без света фар все погрузилась в непроницаемую тьму.
Медленно, по мере того как глаза привыкали, всепоглощающая чернота неба и леса растворилась в темно-серый, а заснеженный луг стал пепельным. Там, где проглядывал восточный хребет гор, из-за которого через час должно было взойти солнце, угадывалось слабое свечение. Снегопад кончился. В стороне от машины застыл огромный, холодный, неподвижный силуэт дома.
Он сделал попытку подытожить то, что произошло. Ребенок в спальне с одинокой матерью и спятившим пьяным отцом… крики, кровь, беспомощность… ужасная физическая и психологическая травма… кровавые фантазии о возмездии. Мальчишка Грегори Спинкс вырос в маньяка Дермотта, который убил как минимум пятерых и собирался убить еще двадцать человек. Грегори Спинкс, чей отец перерезал глотку его матери. Грегори Дермотт, которому проломили череп в доме, где все это началось.
Гурни посмотрел на едва различимый контур гор, понимая, что есть еще одна биография, о которой следует задуматься, которую нужно успеть понять. История его собственной жизни. Отец, который не обращал на него внимания, и взрослый сын, которого он, в свою очередь, игнорировал; одержимость карьерой, которая принесла ему так много похвал и так мало покоя; маленький мальчик, погибший, потому что он за ним не уследил, и Мадлен, всепонимающая Мадлен. Мадлен, которую он почти потерял. Светоч, который из-за него почти угас.
Он едва мог двигаться и слишком хотел спать, чтобы что-нибудь чувствовать. Его ум захватила милосердная пустота. На какое-то время — он не знал, как долго это длилось, — его будто не стало, словно все его существо сжалось в точку, и осталось только пульсирующее в пустоте сознание, больше ничего.
Он пришел в себя неожиданно, открыв глаза как раз в момент, когда пылающая кромка солнца засияла над голыми верхушками деревьев на горе. Он наблюдал, как светящийся контур света медленно разрастается до огромного яркого полукруга. И вдруг почувствовал, что не один.
Рядом стояла Мадлен в своей ярко-оранжевой куртке — той самой, что была на ней в то утро, когда он пошел за ней на утес. Она стояла возле машины и смотрела на него через окно. Он не знал, сколько она так простояла. На ее капюшоне блестели крохотные льдинки. Он опустил стекло.
Она молчала, но ее лицо было воплощением любви и понимания. Он это видел, осязал, ощущал, сам не понимая как. Любовь, понимание и облегчение от того, что он снова вернулся домой живым.
Она буднично поинтересовалась, не хочет ли он позавтракать.
Ее оранжевая куртка пламенела в лучах восходящего солнца. Он вышел из машины и прижал к себе Мадлен так крепко, словно обнимал саму жизнь.
Спасибо моему великолепному редактору Рику Хоргану — неиссякаемому источнику прекрасных идей. Благодаря его вдохновенному и вдохновляющему руководству книга стала неизмеримо лучше, и именно он придумал ей блестящее название. Я благодарен Рику и за то, что он решился в нынешних непростых условиях рискнуть с первым романом никогда не публиковавшегося писателя.
Спасибо Люси Карсон и Полу Сироне за их заступничество, энтузиазм и деятельную помощь; Бернарду Уэйлену за советы и поддержку в самом начале моей работы; Джошу Кенделлу за продуманную критику и замечательные предложения; и, наконец, Молли Фридрих, попросту лучшему и умнейшему агенту в мире.