Клюни поднялся, как будто, завершив свое сообщение, освободился от груза, который ему не доставляло удовольствия нести одному. Теперь, разделив его с другими, он посчитал, что его присутствие в этой комнате излишне.
Ронкай встал, обошел стол, чтобы лично поблагодарить психопатолога. Он пожал ему руку и проводил до двери. Проходя мимо Фрэнка, Клюни положил руку ему на плечо.
– Поздравляю, – просто сказал он.
– Поздравляю вас и спасибо за все.
В ответ Клюни изобразил на лице что-то вроде гримасы, означавшей, наверное, скромную улыбку. Он жестом попрощался с Дюраном, сидевшим в глубокой задумчивости, и тот ответил ему легким кивком.
Клюни вышел, и Ронкай осторожно прикрыл за ним дверь. Они остались в кабинете втроем. Начальник полиции вернулся за письменный стол. Фрэнк снова сел в кресло, а Дюран что-то обдумывал.
Наконец генеральный прокурор поднялся, прошел к окну и выглянул наружу. И заговорил, стоя спиной, словно не хотел, чтобы видели его лицо.
– Насколько мне кажется, дело закончено, и похоже, закончено благодаря вам, Фрэнк. Начальник полиции Ронкай подтвердит вам, что сам князь просил поздравить вас с достигнутым результатом и сообщить, что испытывает чувство глубокого удовлетворения.
Он замолчал, но его молчание оказалось отнюдь не таким же выразительным, как знаменитые паузы Клюни. Наконец, он обернулся и продолжил:
– Буду с вами откровенен, как и вы со мной. Я знаю, что не вызываю у вас ни малейшей симпатии, в свое время вы прямо сказали мне об этом. Но и вы мне тоже не нравитесь. Никогда не нравились и не думаю, что когда-нибудь вдруг преисполнюсь к вам симпатией. Между нами пропасть, и ни я, ни вы никогда не сделаем ни малейшего усилия, чтобы возвести над ней мост, и все же, справедливости ради, должен вам сказать…
Он шагнул к Фрэнку и протянул ему руку.
– Мне хотелось бы, чтобы у меня было побольше таких полицейских, как вы.
Фрэнк поднялся и пожал протянутую Дюраном руку. Это было самое большое, что оба могли себе позволить.
Потом Дюран снова стал таким же, как всегда, генеральным прокурором, холодным, сдержанным, с претензией на импозантность.
– Теперь, если не возражаете, я вас покину. До свиданья, месье начальник полиции, поздравляю и вас.
Ронкай подождал, пока закрылась дверь. На лице его отразилось облегчение. Во всяком случае, он перестал держаться официально.
– И что же вы теперь собираетесь делать, Фрэнк? Вернетесь в Америку?
Фрэнк ушел от прямого ответа неопределенным жестом.
– Не знаю. Пока что осмотрюсь, видно будет. Времени у меня достаточно.
Они попрощались. Когда Фрэнк уже взялся за дверную ручку, голос Ронкая остановил его.
– Вот еще что, Фрэнк. Последнее.
Фрэнк остановился.
– Слушаю вас.
– Хотел сообщить вам: я позаботился о том, о чем вы просили относительно Никола Юло.
Фрэнк ответил ему легким поклоном головы, как и подобает отвечать на благородный жест противника, оказавшегося джентльменом.
– Ни на миг не сомневался в этом.
Фрэнк закрыл за собой дверь. В коридоре он спросил себя, догадается ли когда-нибудь Ронкай, что его последние слова были откровенной ложью.
Фрэнк покинул здание Службы безопасности Монако и оказался на улице, на ярком солнце. Он невольно зажмурился после мягкого света в коридорах управления. А ведь еще совсем недавно ему было бы неприятно оказаться под живительными солнечными лучами.
Теперь все иначе.
Теперь достаточно вспомнить о темных очках. Он извлек их из нагрудного кармана и надел. Произошло столько событий, жутких, чудовищных. Погибло столько людей. Среди них – его друг Никола Юло, один из немногих, кого он с полным правом мог назвать настоящим другом.
Посреди рю Нотари его ожидал, заложив руки в карманы, инспектор Морелли. Фрэнк спустился по ступеням и не спеша направился к нему. Снял очки, которые только что надел. Клод заслуживал того, чтобы смотреть ему прямо в глаза, без всяких барьеров. Он улыбнулся ему и подумал, найдется ли еще у Морелли в запасе шутливая нотка, пусть хлесткая, но искренняя.
– Привет, Клод, что ты тут делаешь? Ждешь кого-то, кто, может, и не придет?
– Нет, дорогой мой. Я ожидаю только тех, кто придет непременно. Вот именно сейчас – тебя. Ты ведь не собирался так легко от меня отделаться? Забыл про должок? Это ведь из-за тебя я возвратился из Ниццы на машине, которую вел буйно помешанный.
– Ксавье, да?
– Бывший агент Ксавье, ты хочешь сказать, который сейчас изучает предложения фирм, занимающихся обслуживанием садов и парков. Знаешь, для газонокосилки…
И как раз в этот момент агент Ксавье Лакруа выехал с рю Сюффрен Раймон, сидя за рулем полицейской машины, и улыбнулся им из окна. Остановился чуть дальше, где его ждал другой агент, и подобрав того, тут же укатил.
Морелли ужасно смутился, как человек, которого застали на месте преступления. Фрэнк рассмеялся, радуясь дружеской атмосфере, столь непохожей на ту, какая была в кабинете Ронкая.
– Если ты еще не сделал этого раньше, то сейчас, мне кажется, у тебя отличный повод уволить агента Лакруа. Подозреваю, что это ты из-за него так сконфузился.
– Кто? Я? Когда? Да нет, просто надо иметь немного честного нахальства. А ты куда собираешься в ближайшее время?
Фрэнк ответил общими словами.
– Да так, попутешествую немного, туда, сюда…
– Один?
– Конечно! А кто, по-твоему, может составить компанию бывшему агенту ФБР, продырявленному, словно дуршлаг?
Морелли взял реванш. Именно в этот момент возле них остановился универсал «рено-лагуна» цвета металлик. За рулем сидела Елена Паркер, но ее было не узнать. Сфотографируй ее кто-нибудь неделю назад, он едва ли поверил бы, что перед ним та же самая женщина. Стюарт, на заднем сиденье, с любопытством рассматривал подъезд управления.
Морелли хитро взглянул на Фрэнка.
– Один, да? Думаю, где-то на свете еще существует элементарная справедливость. Она-то и поможет тебе сесть в эту машину, а Лакруа остаться на службе…
Он протянул руку, и Фрэнк с удовольствием пожал ее. Теперь тон стал совсем другой. Теперь они говорили как люди, немало пережившие вместе, как друзья, разделившие трудности.
– Иди, пока эта женщина не заметила, что ты продырявлен, как дуршлаг, и не уехала без тебя. Тут все окончено.
– Да, окончено. Это дело. Но вот увидишь, завтра где-нибудь начнется другое.
– И никуда ты не денешься, Фрэнк. Ни в Монте-Карло, ни где-либо еще. Просто здесь все немного яснее.