– Молодец, что приехал, сынок. А у нас новости. Кажется, мы заполучили себе лучшего на свете вертолетчика. С нынешнего дня Джим работает на нас в «Высоком небе».
От Джима не ускользнуло множественное число в этой тираде. Оно означало, что все происходящее в комнате относится в равной мере и к Алану. Бесспорное признание его способностей и перспектив, старомодная гордость отца за сына, извечный ритуал, выражающийся формулой: «все мое когда-нибудь станет твоим». Наверняка и Алан именно так расценил отцовский жест. Но его мысли явно больше занимало то, чего никогда у него не будет, чем то, что будет «когда-нибудь».
Он кивнул без особого энтузиазма, но и без сколько-нибудь заметного неприятия.
Он заплатил высокую цену за свой героизм. Такого человека полезно иметь на нашей стороне…
Джим вспомнил это высказывание, и ему тут же захотелось встать и выложить все Алану, объяснить, какие ничтожные твари его отец и блудный сын Джим Маккензи, пролить свет на гнусности, которые были в прошлом и повторятся в будущем.
Но он остался сидеть и, разумеется, ничего не сказал.
Как всегда, отвернулся в другую сторону.
Оттого сейчас и морщится от жжения серной кислоты во рту и в желудке.
Он доехал до развилки, на которой был установлен рекламный щит ранчо. Ковбой со щита указывал ему дорогу, улыбаясь нарисованной, чуть выцветшей улыбкой. Когда она совсем выцветет, придет другой художник, нарисует другую улыбку – и так до скончания века. Вскоре Джим был уже на служебной стоянке, посреди которой маячила монументальная фигура Билла Фрайхарта в его немыслимом облачении из вестерна.
Джим открыл дверцу, Билл шагнул к машине, а Немой Джо тут же выскочил и ринулся к ближайшему дереву. Джим проследил глазами, как пес неуклюже поднимает лапу.
– Сколько ж мочи умещается в этой псине!
– Да. Если напоить его пивом, он сможет у вас пожары тушить.
Билл усмехнулся и уставился на мыски своих пропыленных сапог. Он почему-то показался Джиму мальчишкой-переростком, которого застукали, когда он обшаривал отцовские карманы.
– Стало быть, ты теперь с нами.
Джим неопределенно махнул рукой.
Если поддержишь меня, я тебя сделаю богатым человеком…
– Да вроде бы.
– Хорошо. Пошли, там эти суматошные понаехали. Сам знаешь, какова голливудская братия.
Серная кислота во рту вновь заявила о себе.
– Голливудская?
– Ну да, киношники. Натуру ищут, остановились у нас. Тебе разве Коэн ничего не сказал?
С нарастающей тревогой в душе Джим последовал за Биллом в клуб.
Почти сразу после появления Алана в офисе его отца раздался телефонный звонок. Коэн взял трубку, и с первых же слов Джим понял, что звонит Билл Фрайхарт. Коэн выслушал его, заверил, что сам все уладит, и повернулся к Джиму с обезоруживающей улыбкой. На ранчо приехали какие-то важные персоны и хотят прокатиться на вертолете. А у пилота, как на грех, выходной. Так не мог бы Джим…
В тот момент Джим готов был отправиться в пекло, лишь бы поскорей убраться из кабинета. Но спешка – известно, к чему приводит, и теперь он понял, чем она для него обернулась.
Когда они с Биллом вышли со стоянки, он увидел на веранде клуба двоих мужчин. Они явно ожидали его, и, приближаясь, Джим успел их разглядеть.
Один молодой, примерно его лет, высокий, худощавый. Он как-то раз видел его по телевизору, когда тот принимал из рук Камерон Диас «Оскара» за лучший оригинальный сценарий. Курчавые волосы, очочки в металлической оправе – ни дать ни взять Боб Дилан, сейчас начнет петь «Достучаться до небес». [11]
Второй, постарше, был тоже хорошо знаком Джиму. Они никогда не встречались, но Джим постоянно видел его фото в журналах, а как-то «Лайф» даже поместил его портрет на обложку, объявив «человеком года». Кто же в Америке и во всем мире не знает Саймона Уитекера, режиссера и продюсера, который сделал компанию «Найн Мьюзис Энтертейнмент» одним из столпов мировой кинематографии? За последние десять лет он снял немало блокбастеров. Но прежде всего предметом сплетен во всех журналах планеты была его связь с одной из первых красавиц Голливуда Суон Гиллеспи.
– Знакомься: мистер Оливер Кловски и мистер Саймон Уитекер из «Найн Мьюзис».
Джим пожал обоим руки. Продюсер цепким взглядом ощупал его и тут же почувствовал острую неприязнь.
– Вот Джим Маккензи, пилот, которого мы ждали.
– Что-то уж слишком молод.
– Моему деду в восемьдесят даже шестидесятилетние казались молодыми.
Джим вызывающим жестом сорвал очки. Кловски даже вздрогнул, увидев его глаза.
– Боже правый, вот это очи! Джим, тебе прямая дорога на экран. Ты не думаешь пойти в актеры?
– Нет, Оливер. Джима интересуют только вертолеты.
Голос, раздавшийся сзади, вместо того чтобы снять напряжение, усилил его. Джим не мог не узнать этот голос. Все обернулись к двери. Из полутьмы выступила женская фигура. Невероятная красота Суон Гиллеспи была подобна взрыву.
Время сгладило, скруглило ее фигуру, лишило движения суетливой девчоночьей угловатости. Янтарная кожа, совершенные черты лица, длинные ноги, бесподобная грудь приобрели поистине королевское величие. В темных глазах, способных поджечь весь мир, не осталось и следа былого юношеского бунтарства. Лишь в самой их глубине Джим разглядел затаенную печаль, но принял ее за неловкость возвращения домой после долгого отсутствия.
Она покинула Флагстафф, подобно многим красивым девчонкам, мечтающим о карьере в кино. Как и положено в сказке со счастливым концом, ее мечты сбылись. Она вернулась в родной город даже не с победой, а с настоящим триумфом.
Золушка добилась своего и может не опасаться полуночи.
Джиму подумалось, что они во многом похожи друг на друга.
Оба осуществили свои детские мечты. Должно быть, их обоих посещает в кошмарных снах тень Алана Уэллса, заставляя метаться по кровати. А может, не только во снах, но и в бессоннице.
– Привет, Суон, как живешь?
– Я – хорошо. А ты, Táá Hastiin?
Джим пожал плечами.
– Как видишь. Повзрослел лет на несколько, а так все по-прежнему. До сих пор вертолеты вожу.
А за плечами тяжкое бремя в лице Алана Уэллса, Эмили Купер и Линкольна Раундтри…
Оливер Кловски, стоя чуть поодаль, не упустил ни единого слова из их диалога. Джим услышал, как он вполголоса обратился к Биллу:
– Táá Hastiin?
– Джим – по матери навах. Это его индейское имя. Оно означает «три человека».